Гонщик

Я разрешила себе прочесть это письмо еще раз, потом аккуратно сложила его, проведя своими тощими пальцами по складкам, которые сделали толстые пальцы Рыцаря. Я прямо чувствовала сожаление и упертость, исходящую от этого листа бумаги. Я попыталась впитать эти чувства своими порами. Принять их, будто свои.

Вытащив из пачки сигарету, я зажала ее губами и щелкнула зажигалкой. Глядя на пламя, я чувствовала, как необходимость принять неизбежное проникала в мою грудь и ложилась на сердце слишком тяжелым для летнего дня покрывалом. Даже притом, что его вес казался удушающим, сбросив его, я становилась беззащитной перед чудовищами.

Я слишком долго оставляла свое сердце беззащитным перед чудовищами. Я позволяла им брать, и брать, и брать. Мою невинность, мое доверие, мою свободу, мой контроль. А одному из них я отдала бы все свое будущее, если бы он попросил. Но он не стал просить. Вместо этого он уехал. Он всегда уезжал. Я оплакивала его целый год, даже когда он был возле меня. Я прошла путь от жалости до отчаяния, с вершин ложных надежд, сквозь боевые поля злобы, и наконец достигла принятия. Я отказалась от нашей судьбы.

Но раскаяние так и не пришло.

Даже когда я поднесла пламя к признанию Рыцаря и закурила от его пылающих извинений свою сигарету.

Эпилог

Лето 1999 мало чем отличалось от лета 1998. Я отметила семнадцатый день рождения, задув спичку вместо свечи на кривоватом, пересушенном кексе. Я проводила время, спя, куря и пялясь в телевизор. Рыцарь уехал. И я опять умирала.

Только на сей раз от проклятой скуки.

Если не считать выпускной церемонии, родители держали меня буквально под замком целых шесть недель после аварии, потому что врачи сказали, столько потребуется мне для полного выздоровления. Я было хотела посещать летние курсы в Университете Джорджии, но не-е-е-е-е-ет. Никакой учебы. Никакой работы. Никакой долбаной жизни.

Так что, когда Дева-Гот позвонила и позвала меня отметить Четвертое июля в доме ее нового парня с бочонком пива, я кинулась к календарю за подсчетами.

– Через семь недель! Бегу!

Дева-Гот встретилась с этим парнем на концерте Мэрлина Мэнсона около двух месяцев назад, и с тех пор они были неразлучны. Его звали Стивен, но я называла его Парень-Гот – по крайней мере, про себя. Я пока его не видала, но сам факт, что у него был свой дом, в котором он устраивал пивные вечеринки, уже вызывал симпатию. А это должен быть полный отпад, с ансамблем и всем таким. Ну, в смысле не то чтобы это был какой-то знаменитый ансамбль, который кто-то знает – какая-то местная группа с названием «Фантомная Конечность», – но все равно живая музыка!

«Черт».

Облизав ватную палочку, я попыталась поправить макияж. В очередной раз.

«Как можно разучиться наносить жидкую подводку?»

«Заткнись. Я не делала этого больше месяца».

«Ну да, ну да».

«Отлично, а теперь на правом глазу линия толще».

«Ну, давай все заново».

«Может, я просто добавлю немного слева, чтобы было одинаково?»

«Ты и про право то же самое говорила».

Нанеся еще один слой подводки, я заставила себя отложить карандаш и найти себе другой предмет для страданий. Это было несложно. Я неделями не выходила из дома, и это было заметно. Джинсы еле застегивались, навыки нанесения косметики проржавели до чертиков, а мои волосы…

Боже, волосы.

Последний раз я брила их больше года назад. Челка доросла до линии челюсти, длинные прядки по бокам – до плеч, а сама стрижка превратилась в кудлатую, неопрятную, волнистую копну. Я и не замечала, как они отросли. Я просто откидывала их набок и закалывала заколкой.

Я не могу никуда идти с такой головой. Как только она попадет на влажный воздух, она меня задушит. Буквально. Или кого-то еще.

Голос в моей голове – тот самый, которому было плевать, кто что подумает, тот самый, который напрочь заткнулся с тех пор, как Ланс Хайтауэр сказал, что я похожа на мальчика, – снова зашептал, впервые за множество лет. Он сказал: «Где твои ножницы, сучка?»

Я услышала эту группу за квартал до того, как увидела дом Парня-Гота. С поднятыми стеклами машины. И включенной музыкой. Шум доносился из милого маленького желтого одноэтажного домика в семейном пригородном райончике. Не совсем то, чего можно было бы ожидать от холостого фаната Мэрлина Мэнсона двадцати-с-чем-то лет. Ну, может, ему нужно место, чтоб прятать трупы.

– Отпадная прическа! – завопила Дева-Гот, открывая мне дверь. – Обожаю такую стрижку! Ты похожа на Дрю Бэрримор, когда она обстригла волосы.

Сама она была в зените готской славы – в черном коротеньком платье, массивных черных туфлях на платформе и с косметикой, делавшей ее похожей на жуткую фарфоровую куклу. Я вдруг засомневалась в своем коротком черном топике с булавками, но хотя бы мои штаны были из псевдокожи. Судя по тем, кто был в комнате, это было частью униформы.