Гонщик

«Сожри меня живьем».

– Я же сказал ему, чтоб не смел, на хер, тебя трогать! – прорычал Харли, хватая потрескавшийся кусок штукатурки и срывая его со стены.

– Харли, почему ты не хочешь поделиться с братом?

«Пусти мне кровь».

Харли оскалился и швырнул кусок штукатурки через всю комнату.

– Так почему же?

«Скажи, блин, что любишь меня! Скажи, что я для тебя что-то значу! Что Рыцарь что-то значит! Кто ты, блин, такой!»

Меньше чем за десять секунд Харли сорвал через голову майку, расстегнул ремень, освободил свой член, выхватил у меня презерватив и натянул его. Соединив мои ноги и повернув их в сторону, Харли прижал мои связанные колени к матрасу и вонзился в меня на всю глубину, которую позволило мое неподготовленное тело. Внезапное напряжение усилило спиртовые ожоги, и я закричала. Харли вышел и вошел снова, и снова, сопровождая каждое движение отдельным словом.

– Потому

Что

Ты

На хрен

Моя.

«Моя».

«Так называл меня Рыцарь».

Закрыв глаза, я позволила наслаждению-боли, которое больше не надеялась испытать, захлестнуть меня. Это было почти так же, как раньше – сила, безумие, страсть. Боль. Если уж я не могу быть с Рыцарем, по крайней мере, я теперь знаю, что Харли плюс несколько дорожек, несколько глотков текилы и прикосновение его брата вполне может сойти за него на одну ночь.

Глава 24

Я, конечно, опоздала домой на целых три часа. Я прокралась в дом на цыпочках, надеясь, что папа заснул на диване, но ни фига подобного. Он ждал меня, чистя свои ружья за кухонным столом. Нехороший признак. Я долго извинялась, придумав какую-то дурацкую ложь насчет того, что заснула в гостях у Девы-Гота, но все это не помогло. И меня наказали будь здоров.

Следующий день я провела, прячась от родительского неодобрения в своей комнате, куря и от скуки проверяя телефон каждые пять минут. Харли никогда не звонил, чтобы проверить, как я добралась, или спросить, попало ли мне за нарушение отбоя. Он, возможно, вообще об этом не помнил, хотя я напоминала ему буквально всякий раз, как задерживалась. А может, он просто дрыхнет с похмелья. Он выпил накануне много текилы. Если мне повезет, он, может, вообще не вспомнит, что было.

По субботам даже по телевизору не было ничего хорошего, поэтому я решила, что просто буду слушать музыку и рисовать. Это поможет провести время до ухода на работу. Но, слушая, как Роберт Смит заливается про девушку, которая вечно его подводит, я вовсе не рисовала каракули на белом листе. Я провалилась в него.

Я снова оказалась в салоне тату «Терминус» после закрытия, перелистывая страницы блокнота, усеянные сложными рисунками драконов, рыцарей и прочей средневековой параферналии. На своей шее я чувствовала горячее дыхание Рыцаря, следящего, как я восхищаюсь его работой. Его талант был заметно сильнее моего. Всегда.

Мы с Рыцарем ходили в одну начальную школу, только он на несколько классов старше. Моя мама вела там уроки рисования, и я помню, что она всегда уделяла внимание «особенному мальчику», который «плохо ладил с другими ребятами». Тогда я не была с ним знакома, но видела его рисунки на доске возле маминого стола, рядом со своими. Наши рисунки были как день и ночь. Мои – цветные и радостные, а Рыцаря – темные и злобные. Но даже тогда они были красивее.

Мое погружение в прошлое было прервано отдаленным клацаньем металла от закрытия почтового ящика. Я поглядела из окна на своем втором этаже на наш черный ящик в конце длинной кривой дорожки и буквально услышала, как листок, исписанный психическими, только заглавными буквами зовет меня из ящика.

Мне пришло письмо.

Я это чувствовала.