Меня он, безусловно, не замечал. Даже не подозревал о моем существовании. Да и замечать там особо было нечего. Тощая бледная тень, фигура-макаронина без уже положенных по возрасту девичьих выступов. Две спагеттины ног до шеи, и сразу над ними круглые Гарри Поттеровы очки. Остальное несущественно: белобрысые прямые волосы, остриженные «под гребенку» чуть ниже уха, белая, краснеющая от капли солнца кожа, брекеты, слегка загребающая походка. А ведь я старательно вертелась вокруг него. Я даже набралась смелости и записалась в театральный школьный кружок, где он блистал в главных ролях.
Когда я пришла на первое занятие, репетировали пьесу из рыцарской жизни, что-то про короля Артура и его Круглый стол. И вот все расселись на сцене, разобрали свои слова, началась читка. Мне тоже дали маленькую роль пажа, один раз я должна была сказать что-то вроде «о храбрый рыцарь, где твой славный меч?», а второй – обратиться к прекрасной даме, горестно заломив руки: «Увы, герой наш пал в неравной битве!» Ну, как-то так. Героем и храбрым рыцарем, само собой, был Энди.
И вот, значит, мы по очереди произносим свои слова, тут Энди встает и говорит, что все это ерунда на постном масле, что эти давно рассыпавшиеся в прах рыцари никого не волнуют, что ставить надо вещи современные, что у него есть прекрасная пьеса, детектив, многоплановое построение, современные реалии и патати-патата… Препод наш спорить с ним не стал. Сразу предложил прочитать эту пьесу и разобрать. Может быть, она столь прекрасна, как он сказал, и тогда, конечно, давайте ее поставим. И надувшийся от гордости Энди молниеносно раздал всем по экземпляру. Ясен пень, это была его собственная пьеса, просто он не хотел это говорить, а ждал, чтобы все восхитились для начала.
Но не восхитились. Действие стало распадаться, сюжетные линии обкурившимися змеями уползали за горизонт, не пересекаясь, персонажи произносили реплики, повисавшие в пустоте. Сырятина, одним словом. Но Клаус, препод наш, был человеком добрым, ничего такого он говорить не стал, а сказал, что очень интересный материал, надо слегка переосмыслить то и се, усилить вот этого героя, а вот этого можно и вовсе убрать, и нам всем будет интересно поработать в этом ключе… Но Энди и дослушать его не захотел, вспыхнул, руками замахал, мол, мы тут все мастодонты, рабы разлагающейся классики, про современный театр не слыхали ни черта, серость, бездарность, садовники вишневые. Подорвался и ушел. Совсем ушел из кружка. А я осталась репетировать своего пажа-недоноска.
На премьере я ухитрилась перепутать свои две реплики. Сначала прямо в лицо славному рыцарю заявила, что пал он смертью храбрых, а потом потребовала от прекрасной дамы, чтобы она немедленно предъявила мне свой доблестный меч. В общем, это были лучшие моменты в скучном действе. Зал хохотал, а я сомнамбулой бродила по сцене. Уходя, зацепила пристегнутым ко мне бутафорским кинжальчиком задник, и он поехал вслед за мной, предъявляя зрителям переодевавшихся за ним девчонок. Визг и всеобщий восторг.
Через год мои родители развелись, и мы с мамой уехали из Нюрнберга на остров Рюген, в Засниц. Больше я Энди не видела.
Меня зовут Бригитта Штаубе, и я уверена, что вечная канитель в моей жизни происходит именно из-за этого. Из-за этого имени.
Вот если бы я была, к примеру, Алисой ли хотя бы Летицией… Нет, лучше все-таки Алисой. Алиса бы не стала заморачиваться всякой фигней, которая здорово осложняет Бригитте жизнь. Она бы не постеснялась потащиться с подругой на вечеринку, где никого, кроме этой самой подруги, не знает. Она бы смотрела на пыжащихся перед девчонками парней свысока, пила бы коктейли из высоких стаканов, украшенных дурацкими бумажными зонтиками, может, даже гоняла бы по городу на электробайке.
И, уж конечно, она бы не думала третий год, купить ли ей белые джинсы в яркий крупный цветок. За эти три года Алиса бы уже сносила как минимум две пары этих прекрасных, подчеркивающих ее классную фигуру штанов. У меня нормальная фигура, среднестатистическая. И все среднестатистическое – сиськи, задница, талия, руки, ноги. Волосы свои бесцветные я слегка подкрашиваю в рыжину, совсем чуть-чуть. В тициановую блондинку. Ну, брови тоже приходится чуток подкрашивать, чтобы лицо читалось, не превращалось в пустой белый лист. У меня прекрасная, молочного отлива кожа. Правда, от солнца я вечно прячусь под шляпами, накопила их, наверное, десяток. Но все свое богачество Бригитта не может ни подать, ни преподнести.
Она никому не интересна, эта Бригитта, ее не замечают, не запоминают.
И вот сейчас Энди стоит на пороге учительской и, конечно, не узнает меня, смотрит фактически сквозь.
– А, Энди!
Директриса улыбающимся серым дредноутом в несколько приемов развернулась к нему. Понятное дело, и здесь он создал вокруг себя атмосферу обожания.
– Познакомься, наша новая коллега, Бригитта Штаубе, будет преподавать литературу старшим классам.