Придя домой, я принял ванную, осмотрев шишку на макушке и медленно наливающийся фиолетовым кровоподтек на щеке. Сменил простыни и сам их постирал — мне вовсе не хотелось, чтобы Сальная Сэй знала, чем мы на них занимались. Нетронутыми я оставил только наволочки, ведь они так сильно пахли ею. Когда с перестиланием белья и приведением себя в порядок было покончено, я поспешил заняться выпечкой. Замешивая тесто для сырных булочек, я думал о том, как же она их любит, и даже зажег обе духовки. Кроме того из сахара с мукой у меня вышла основа для торта. А из свежей зелени — прекрасный салат в дополнение к оставшейся со вчерашнего ужина дикой индейке. Весь остаток утра я пек и готовил то, что любит Китнисс. Но так как она скорее всего вряд ли собиралась возвращаться из лесу раньше вечера, то после обеда со свежим батоном в руках я снова заглянул проведать Хеймитча. Ведь мне было перед ним неловко по поводу случившегося, да и одиночество в этот день было невыносимо.
— Два раза за день? Везет мне, как покойнику, — проворчал тот при моем появлении.
Оставив без внимания это замечание, я кивнул на его разбитый подбородок.
— Это же я тебя так, да?
— Нет, это я сам обожаю разок-другой заехать себе в челюсть. Это здорово скрашивает мое унылое существование, — принялся глумиться он в ответ.
— Мне дома нынче тоже никак, — сказал я жалко.
— В чем дело, любовные разборки?
— Хуже.
— Хуже? И что вы учинили с ней на этот раз? — хотя в словах Хеймитча и чувствовался сарказм, мне было ясно, он за нас волнуется, и в самом деле хотел бы знать, что же произошло.
Я набрал в грудь побольше воздуха. Ну, кому еще я могу обо всем рассказать? Разве что Доктору Аврелию. Но поговорить об этом мне нужно было незамедлительно, и Хеймитч был не худшим вариантом.
И я ему всё рассказал. Ну, не стал описывать самые горячие моменты, но обрисовал общий ход событий, даже то, отчего у меня случился приступ. Кое-что, конечно, я упоминать не стал.
Хеймитч в ответ лишь усмехнулся.
— Хочешь начистоту? Ты круто облажался. Она сказала, что Гейл поцеловал ее после твоего спасения, а ты ушел и заявился ко мне? После того, как у вас с ней впервые случился секс? Ты ведь понимаешь, что теперь он может у вас никогда больше не повторится, так?
Во мне все вспыхнуло от гнева.
— Не смей говорить о ней в таком тоне, — я весь кипел.
— Ладно, ладно. Но ты-то, надеюсь, понимаешь, что у тебя не выйдет замять все это дело, купив ей шоколадку и цветочки. Китнисс не из этих девушек. Она, вероятно, может даже проткнуть тебя стрелой.
В растерянности я спрятал лицо в ладонях, уперев локти в колени.
— Пойми, дело было не только во мне. Я знаю, что все продолбал, но просто в тот момент, когда она сказала мне о Гейле, я чувствовал, что скоро будет приступ. Конечно, это было не лучшее решение, но если бы я не ушел, я мог бы причинить ей боль.
— А, так это был не ты? — прощупывал почву Хеймитч, — Но разве у тебя может случиться приступ из-за чего-то, чему ты не придаешь никакого значения?
Мне стало не по себе.
— Ну, ты подумай: я пытался восстановиться после того, как меня пытали, а она сосалась с Гейлом… И что я должен испытывать в этой связи? — ужасная ревность, которая завладела мной сегодня утром, снова стала выпускать свои ядовитые щупальца внутри. — Она сказала, что не могла пережить того, что я вернулся охморённым, что это её убило. Но, видно, недостаточно, чтобы не целоваться с Гейлом.
Внезапно у меня внутри стало так пусто, будто она ногтями выцарапала мне сердце и унесла его с собой в лесную чащу.
— Так ты ушел не только из-за приступа.
Мне оставалось лишь горестно повесить голову.
— Нет, — пробормотал я, — Но я понимал, что в этот раз, потеряв контроль, могу её ударить.
— Ага, я в курсе, точнее, в курсе моя челюсть, — Хеймитч изучающе смотрел на меня, что-то обдумывая. — У тебя было много друзей до Игр?
Вопрос застал меня врасплох.
— Много, я полагаю. То есть я всех знал и был накоротке с кучей народа.
— А сколько друзей, по-твоему, было у Китнисс?
Ответ застрял у меня в горле.
— Вот, — он поднял вверх палец. — Один. Гейл. Ну, может, еще Мадж. И все, — я вновь бессильно свесил голову.
— Вот ты представь себе, — продолжал он. — Твой отец погиб, и тебе приходится взять на себя заботу о матери, которая двинулась, и об изголодавшейся сестренке. И твой лучший друг тоже живет впроголодь, рядом с тобой, охотится вместе с тобой и даже на вид такой же. Ты следишь за ходом моей мысли?
Я просто кивнул, чувствуя, как в животе что-то болезненно сжимается.