Когда мы подошли поближе, к нам через толпу протиснулся высокий, жилистый парень. Долговязый, с коротко стрижеными каштановыми волосами и оливковой кожей, он был типичным обитателем моего родного Шлака. Когда он оказался рядом, я с удивлением узнала в нем Тома, который когда-то до войны работал с Гейлом в шахте. Я опешила не только потому, что он был сейчас чисто и аккуратно одет, но и оттого, что теперь он так и излучал здоровье и доброту. Я уже видела Тома по возвращении в Дистрикт — в день моей первый после долгого перерыва вылазки в лес, в день, когда сюда вернулся Пит. Тогда Том был перемазан сажей и грязью после разбора завалов на месте сгоревшего дома мэра Андерси, и на вид он был куда более изможденным. Это он тогда рассказал мне о судьбе Мадж и её семьи, которая не пережила бомбежки Дистрикта.
Увидав же Пита, Том сердечно затряс его руку и похлопал по плечу. Видно, Пит с ним уже не раз общался, наверное, когда ходил на станцию за посылками или, что бывало реже, на рынок, в новый Котел. Том повернулся и ко мне и бережно сжал и мою руку, окинув меня оценивающим взглядом, прежде чем произнести:
— Приятно тебя видеть, Китнисс. Ты правда хорошо нынче выглядишь.
Я же, уставившись в землю, промямлила:
— Спасибо, — в последний раз, когда он меня видел я не могла похвастаться ни упитанностью, ни душевным здоровьем.
— Хорошо, что я вас отыскал, пока вы не нашли себе местечко. У вас особые места и я должен вас туда проводить, пока толпа не хлынула.
От этих слов у меня в желудке что-то болезненно ухнуло вниз, и я сказала довольно резко:
— Мы не собираемся сидеть на сцене.
Том улыбнулся. Присущая мне вспыльчивость была всем широко известна, так что он не обиделся.
— Нет, ничего подобного, — и он переглянулся с Хеймитчем. — Тут ошиваются журналисты из Капитолия, которые освещают церемонию. И мы решили оградить вас о пронырливых писак, которые бы полезли к вам за интервью. Вы будете сидеть позади мэра и его помощника, — и он гордо раздулся, — Попросту говоря, если что мы позаботимся о всяких там надутых выскочках, если они к вам сунутся.
Хеймитч усмехнулся.
— У нас вроде как будут телохранители.
Я застонала.
— Чтобы уж точно все на нас пялились.
Том оживился.
— Нет, ничего подобного. Просто пара ребят вызвалась сделать так, чтобы никто не подходил к вам слишком близко.
— Телохранители, — насмешливо выдавила я.
— Не-а, просто наши бывшие шахтеры на страже твоего спокойствия, — сказал Том со всей серьезностью. — Ведь капитолийцы вечно в своем стиле…
Мной овладели довольно смешанные чувства. После войны наши люди, кажется, стали еще более преданы своему родному разрушенному дистрикту, хотя и могли бы теперь жить где им вздумается.
— А что это за столбы, Том? — спросил немного погодя Пит.
— О, это часть мемориала. Их поставили на этой неделе. Но все было сделано в такой строжайшей тайне, что мне доподлинно ничего не известно.
Пит лишь кивнул. Жара после обеда немного спала, но я все еще чувствовала обжигающее прикосновение солнечных лучей. На Пите была простая светло-голубая рубаха с закатанными до локтей рукавами, но даже она не могла тягаться с лучистой голубизной его глаз. Еще на нем были брюки цвета хаки. Мы не договаривались одеться под стать друг другу, но я неожиданно обнаружила, что так вышло само собой, и у меня мурашки вдруг побежали по спине. Ощущение было совершенно иррациональным. Я пригладила ему волосы, уложив их на бок, и он стал похож на мальчишку-школьника, такого юного, невинного. Меня очаровывало в нем то, насколько же привлекателен он может быть, не прикладывая к этому никаких усилий. Хотя сейчас на его шее блестели капельки пота, да и сама я уже не чаяла дождаться вечерней прохлады.
Когда же мы появились на площади, пристальные взгляды земляков стало уже невозможно игнорировать. Нас подошло поприветствовать немало людей, которые знали Пита и его родителей еще до войны. Они и со мной обходились очень ласково, видимо, благодаря моей славе недавней революционной иконы, а теперь — двинутой лунатички, которую нельзя нервировать, и я была благодарна за такое ко мне отношение. Лишь благодаря ему я могла пережить подобный избыток внимания к моей особе. Новый мэр, Окли Гринфилд, сам нам ненавязчиво представился, выразил нам соболезнования и добавил к ним все самые наилучшие пожелания, но вовсе не плаксивым тоном, что меня однозначно к нему расположило. Том и его брат, Глен, маячили все время возле нас, заставляя меня чувствовать себя кем-то вроде примадонны из Капитолия, но когда мы наконец заняли наши места, я поняла, что все отнюдь не так ужасно, как ожидалось. Пит благодарно чмокнул меня в щеку.