А я потянулась к Питу и взяла за руку его, подавленная мыслями о том, как часто я была ужасно близка к тому, чтобы навсегда его потерять. И если бы это случилось, то сейчас я была бы всего лишь сморщенным обломком человека, касающимся его имени на подножии монумента, а не его светлой кожи, как я могла сделать это теперь. И тогда я впервые ощутила бесконечную благодарность уже не только к Питу, но и к тем неисповедимым тайным силам Вселенной, которые, вдоволь со мной наигравшись, решили в конце концов вознаградить меня воссоединением с этим самым добрым, нежным, самым достойным человеком, который когда-либо ходил по этой пропитанной злобой земле. И я прильнула к Питу, пока он пристально смотрел на новый монумент внимательным взглядом художника.
Охваченные чувством восхищения, мы на заметили как к нам через всю площадь пробрался вычурно одетый мужчина. Когда же я его заметила, то уловила во всем его облике нечто столь кричаще капитолийское, что у меня волосы встали дыбом. Его серебристый костюм дополнял розовый галстук и пара того же цвета остроносых туфель. Даже на Пите такой наряд не мог бы смотреться привлекательно. Мужчина протянул руку Питу и поспешил представился:
— Меня зовут Фабиан Андроникус. Простите, что прервал вас в такой, должно быть, важный для вас обоих момент.
Прежде чем ответить, Пит взглянул на него с опаской:
— Вообще-то он важен для каждого, — обычно такой открытый и общительный, он не особо рвался беседовать с этим разодетым в пух и прах господином. Даже без прежде присущих капитолийцам толстого слоя макияжа и ярких татуировок он распространял вокруг себя ощущение чего-то вылизанного и неестественного. После его наманикюренных ногтей мой взгляд упал на сверкающую ухоженным великолепием сильно залаченную светло-каштановую шевелюру, в которой даже ураган вряд ли смог бы потревожить хотя бы одну прядь.
— Так отрадно видеть вас вдвоем на людях после стольких месяцев затворничества. Позвольте поинтересоваться, не найдется ли у вас минутки, чтобы немного поговорить о том, какое впечатление на вас произвели сегодняшние события.
Я вжалась Питу в бок, пытаясь занимать собой как можно меньше места. У этого мужчины была такая же манера, и та же аура, что и у Цезаря Фликермана: он всеми силами старался втереться в доверие к своим потенциальным жертвам, чтобы потом выставить на всеобщее обозрение их самые интимные моменты.
— Мы не хотели бы ничего обсуждать на этот раз, — сказал Пит, постепенно отодвигая нас обоих от собеседника. Но от этого Фабиана было не так-то легко отделаться.
— Но вы только подумайте о том, как это было бы судьбоносно для всех граждан Панема — опять увидеть наш символ, узнать, что Сойка-пересмешница тоже участвует в восстановлении морального духа нации. Хватило бы всего нескольких вопросов.
— Он сказал «нет»! — завопила я, и к нам повернулось довольно много голов.
— Мисс Эвердин, прошу, подумайте о гражданах Панема…
Я только спряталась за Пита, пытаясь загородиться от коварного вторжения этого человека, от которого было не укрыться и в такой толпе. Дыхание мое стало частым и прерывистым, мысли бежали вскачь, я не могла ни на чем сосредоточиться. Я чувствовала себя загнанной в угол, связанной, как в прежние ужасные времена, когда была лишь марионеткой Капитолия. Рука Пита обвила меня, и увлекла прочь из толпы, к краю площади. Прямо по курсу оказались еще несколько бригад репортеров с камерами наперевес. Стоило им нас заметить, как их чудовищные линзы стали поворачиваться в нашу сторону. Побег был невозможен, и я была близка к тому, чтобы покатиться на землю, словно мяч. Владевшее мною отчаяние заставляло меня спотыкаться на каждом шагу.
Тут я увидела, что к нам на подмогу спешат Том с Гленом. Встав по обе стороны от нас, они тут же заслонили нас от камер, оттеснили их, увели нас за Дом Правосудия. Когда за нами поскакал Андроникус, Том преградил ему путь и недвусмысленно послал его куда подальше, не удержавшись даже от угрозы физической расправы. На меня же накатал самый настоящий приступ паники. Согнувшись в три погибели и свесив голову к земле, я изо всех сил пыталась выровнять дыхание.
— Думаю, нам пора отсюда валить, — сказал Пит, потирая мне спину, пытаясь меня успокоить.
Том согласился.
— Глен скажет Хеймитчу, — и кивнул брату, а тот пошел обратно к монументу. — А я выведу вас из города. Мне правда очень жаль. Я видел, как этот пес скакал к вам, но мне было просто не пробиться через толпу.
— Все нормально, Том. Теперь по крайней мере все уже кончилось, — ответил Пит, помогая мне встать. Я наконец могла дышать почти нормально.
— Я в порядке, — отреагировала я на их немой вопрос. Завтра мне будет наверняка стыдно вспоминать обо всем произошедшим, но сейчас моим единственным желанием было оказаться поскорее дома.