Good Again (СИ)

Я замотала головой и, вдохнув поглубже, выгнулась ему навстречу, продираясь сквозь обжигающую боль. И, опуская бедра, я атаковала его, заставив упасть на меня и похоронить себя во мне. Я застонала, задыхаясь. Пит пристально наблюдал за мной, убирая мокрые волосы у меня со лба, и ждал, когда я снова буду готова принять его. Запечатлев на моих губах долгий, томительный поцелуй, он заскользил губами по моей шее. А когда снова на меня взглянул, он прошептал:

— Я постараюсь, чтобы тебе было со мной хорошо.

Мне было невдомек, имеет ли он ввиду сейчас, или вообще, но, как бы там ни было, я ему верила, ведь мне уже было с ним хорошо. И я расслабилась и потянулась к нему. Болезненное жжение так никуда и не исчезло, но за ним крылось другое ощущение, которое заставляло меня задыхаться от блаженства. Пит принялся медленно двигаться внутри меня, и из его горла вырвался низкий рык:

— Как же в тебе хорошо.

Он с шумом втянул в себя воздух. Приподняв бедра, я пыталась нащупать ритм — и вскоре я, пусть и неуклюже, медленно, но все же задвигалась вместе с ним, теряясь в ощущении того как он раз за разом подается назад, чтобы вновь и вновь войти в меня. Обхватив его спину, чтобы тесней прижаться, я вновь его поцеловала, помогая обрести еще одну точку опоры, и почувствовала, как его движения ускорились. Его лицо исказила гримаса сожаления, он досадливо затряс головой:

— Прости, но долго я не продержусь.

Я лишь кивнула, полностью сосредоточившись на ощущении его внутри себя. Прежнее чувство, что нечто сладко, будто пружина, сжимается внизу живота, которое росло, пока меня не отвлекла боль от его проникновения, стало понемногу возвращаться. И я принялась стонать от удовольствия, особенно когда он снова нашел губами острую вершинку моей груди и стал её посасывать. Блаженные ощущения тут и там были определённо связаны, и я умоляла его не останавливаться. Он начал прерывисто дышать, не отрываясь от моей груди, его руки судорожно сжимали простыни. На меня капал его пот, и я, упиваясь этим, не удержалась от того, чтобы размазать его по своим грудям. Он посмотрел на это мое движение безумным взглядом и вновь впился в мои губы.

В момент, когда я запустила одну руку в его влажные волосы, а другой взялась за ягодицы, прижимая его к себе, внутри меня сверкнула вспышка, мелькнул какой-то импульс. И я потеряла себя, едва дыша, громко и пронзительно, диким голосом выкрикивая его имя. Я все еще кричала, когда он накрыл мои губы ожесточенным поцелуем. Он прикусил меня за плечо, его движения стали бешеными. Пружина в моем животе вдруг разжалась, и мое тело самой собой выгнулось дугой. Он пристально наблюдал за тем, как я то ли кричу, то ли стону его имя, а нижнюю часть моего тела сводят яростные судороги. Весь мир будто растаял, каждый мой мускул трепетал. Для Пита это было уже слишком, и он сдался, лицо исказилось агонией, и звук, похожий на животный рык слетел с его губ, когда он напрягся внутри меня и следом взорвался, и всё внизу моего живота затопило теплой влагой. Он еще несколько раз в меня толкнулся и затих.

Потом Пит осторожно повернул нас обоих, все еще не выходя из меня, так, что мы оказались лицом к лицу, тяжело дыша, сплетаясь руками и ногами. Только тогда он из меня выскользнул. Я чувствовала, как влага стекает у нас по ногам, по простыням, но мы все еще были вместе, и нас это совершенно не заботило. Поразительно, насколько я была растворена в нем в этот блаженный миг. Мы просто лежали в объятиях друг друга, не прекращая томных ласк. Я не могла припомнить, чувствовала ли я прежде себя когда-либо настолько цельной, настолько в гармонии со всей Вселенной. Пит наклонился к моему уху и нежно прошептал:

— Ты меня любишь, правда или ложь?

И я, коснувшись его щеки, ответила:

— Правда.

***

Я все еще лежала в полудреме, поигрывая волосками на его груди, чувствуя невероятное довольство и насыщение, но меня жестоко выдернуло из этого состояния то, что Пит вдруг тихо встал с кровати. Когда я уже готова была зарычать на него с досады, я вдруг поняла, что он ходил в ванную за теплым влажным полотенцем. Учитывая, что все вокруг меня оказалось влажным и липким, я должна была бы сказать ему «спасибо». Без лишней настойчивости, он осторожно и глубоко обмыл меня, вытер мне ноги и живот, и уже собирался отдать мне полотенце, когда я заметила исказивший его черты ужас.

— Китнисс, я сделал тебе больно!

Взглянув на то, куда он, бледный как полотно, смотрел с таким испугом, я вынуждена была признать: крови оказалось несколько больше, чем ожидалось. Я даже думала, что после всего, что со мной случалось на охоте, на Играх и на войне, мне уже нечего терять. И все-таки это было ничто в сравнении с кровопотерями, которую нам обоим довелось пережить на арене.

Смущаясь, я поспешила объяснить:

— Пит, так и должно быть, когда женщину лишают девственности.