Выйдя из комнаты, я повела себя как охотница: замерла, прислушиваясь, ощущая малейшие колебания воздуха в доме. Так я и стояла, пока не почувствовала как Пит пошевелился в своей мастерской. Я занервничала, кровь быстрее побежала по венам от некого волнующего чувства, но вовсе не того, что я испытывала на охоте. И я неслышно двинулась, так что он не услышал моих шагов, пока я не подошла вплотную и не заглянула ему через плечо — он натягивал очередной холст на подрамник. Я нежно положила руку ему на шею, ощутив кожу, которой долго не касалась, кончики пальцев у меня будто огнем опалило. А он даже подскочил на месте, прежде чем понял, что это я.
И снова я почувствовала эту его настороженность. Он же обернулся ко мне лишь после того, как раз взглянул на холст. Я же поднесла губы к самому его уху.
— Нарисуй меня, — прошептала я дрожащим голосом:
— Что ты имеешь ввиду? — он дернулся в мою сторону, и мы чуть было не стукнулись носами. Он отпрянул и только тут смог меня как следует рассмотреть, после чего его лицо и шея заметно покраснели.
— Верь мне, — сказала я, чмокнув его в щеку.
Подойдя к мягкой кушетке у стены, я передвинула ее поближе к его мольберту. Показав на нее, произнесла:
— Я лягу здесь.
Он посмотрел на меня так, как будто внутри боролся сам с собой.
— Ладно. Тогда просто располагайся, а я отрегулирую мольберт.
До того, как у нас случился кризис в отношениях, я успела принести из своего дома кое-что, что Цинна сшил для меня в качестве „свадебного приданого“. Из этой сокровищницы я и выудила невероятной красоты комплект кружевного нижнего белья цвета персика, который и был сейчас на мне. Бюстгальтер волшебным образом зрительно увеличивал грудь. А трусики представляли собой маленький треугольник ткани, который держался лишь на тонких ленточках промеж ягодиц. Чтобы избавиться от трусиков, достаточно было разок дернуть за бантики по бокам. Я выбрала это белье, потому что, как и халат, оно выгодно подчеркивало тон моей кожи. Развязав пояс, я позволила халату соскользнуть с плеч. Он все еще возился с холстом, и не замечал, что я делаю, пока не поднял глаза. Когда он схватился за кисть, глаза у него были большие и круглые, как блюдца. Чувствуя на коже его обжигающий взгляд, я неожиданно застеснялась.
Я стала устраиваться на кушетке, когда на меня вдруг накатил приступ вдохновения. От мысли, что пришла мне в голову, жаркая волна прошлась по всем моим нервным окончаниям. Это был грубый прием, но я решила что в любви и на войне все средства хороши. И от успеха нынешнего предприятия, от Пита зависела вся моя жизнь. Набравшись храбрости, я повернулась, чтобы взбить подушку, открыв Питу наилучший обзор на свое нижнее белье. Повернувшись к нему спиной, я выпрямилась и, заведя руки назад, расстегнула свой роскошный бюстгальтер. Раздался тихий стук — кисть вывалилась из его руки — и он завозился, чтобы ее поднять. Я же спустила лямки по рукам, помогая и этому предмету туалета оказаться на полу. Мне было не ясно — от сквозняка и это или от самого факта моей наготы, но мои груди болезненно налились, соски заострились и встали.
Но я еще не закончила.
Я потянула за ленточки по бокам, и бантики тут же развязались. Стянув с себя и этот кусочек кружев, я бросила на пол и его. Я еле сдержала желание сбежать, чтобы не сгореть со стыда. Но чувство удовлетворения, когда я услышала как позади меня он шепчет мое имя, оказалось сильнее. Да, я стеснялась, но в этот миг я осознала свою истинную власть над Питом. Я могла его оттолкнуть, но я же и могла его привязать его к себе навечно, и моя проклятая расчетливость, за которую я порой себя презирала, на этот раз вдруг стала моей союзницей.
И все-таки мне было трудно встретиться с ним взглядом, и я не знала куда девать руки. Было так тихо, что я была уверена, что слышу подобное грому сердцебиение Пита через всю комнату, и его стук сливался a шумным током крови у меня в ушах. Я подождала несколько секунд и лишь потом опустилась на кушетку. И тут вдохновение меня покинуло. Все мое тело вдруг стало угловатым, с резко торчащими сквозь кожу косточками, и мне стало остро необходимо, чтобы все это, как и мой дурной характер, смягчилось под воздействием Пита.
— Какую мне принять позу, Пит? Как ты хочешь?
— Китнисс, скажи я, как я хочу, и ты выбежишь из этой комнаты с дикими криками, — пробормотал он.