Когда мы с ним готовили бок о бок и я задевала его рукой, то, вместо того, чтобы как прежде ответить мне жестом или взглядом и выказать свою приязнь, он, казалось, еще больше уходил в себя. Когда я переодевалась перед сном, он смотрел куда угодно, в любую точку в пространстве, только не на меня. Он говорил со мной как обычно и даже брал за руку, когда мы с ним ходили в город. Целовал меня: один раз утром, другой — вечером, как будто давал больной лекарство по предписанию врача. Советуясь со мной по поводу пекарни, он делал все, чтобы я становилась частью любого обсуждения. Мы посещали с ним архитекторов и рассматривали образцы печей, прилавков, столешниц, бесчисленные гранитные плиты и бесконечные куски металла. Ели мы молча, разве что перебрасывались время от времени парой слов насчет пекарни, сада и того, что повидали в городе. Мы снова скакали по верхам и говорили о пустяках, тогда как по фундаменту нашей жизни ползли трещины.
Пит стал вставать по утрам все раньше и раньше, в один день, чтобы порисовать, в другой — заняться выпечкой. Его руки по ночам все еще оберегали меня от кошмаров. Но пламя страсти, которое поглощало нас обоих, казалось, затухло и мы не касались друг друга кроме как по необходимости поддержать друг друга в нашей вечной борьбе с призраками прошлого. У него случались приступы, и я его обнимала, пела ему, призывая обратно из темной мглы ложных видений. Меня настигали кошмары, и я рвалась, кричала, и он меня успокаивал, отгоняя прочь образы ходячих мертвецов. Но он воздерживался – или, может быть, воздерживалась я — от того, чтобы делать многое другое. И мне было невдомек, как преодолеть эту пропасть, не мучаясь от страха, что он мне скажет „нет“, после чего мне придется вернуться в свой пустой дом и развалиться там ни миллион кусков. В нашей постели теперь обитал страх.
К концу недели я уже места себе не находила оттого, как странно все стало между нами. Мой разговор с Доктором Аврелием свелся к совету, который был в теории совсем неплох, но вот на практике…
— Поговори с ним. Сперва запиши то, что ты хочешь, чтобы он знал, и убедись, что до него дошло. Потом сама повтори то, что он тебе ответит, чтобы он понял, что и ты его слушаешь.
Без проблем, док. Вот только всякий раз, когда я пыталась открыть рот, страх захлопывал его обратно. Пока я, по крайней мере, крутилась рядом с Питом, как спутник неизведанной планеты, и могла ждать чего-то. Но если я сделаю первый шаг, задам вопрос, я потом уже не смогу забыть его ответа. И я не хотела рисковать, сталкиваясь лицом к лицу с ужасной определённостью, так что мы с ним все так и ходили вокруг да около как в каком-нибудь галантном танце, и царившая между нами вежливая отстраненность уже стала меня душить.
И тут Вселенная подкинула мне редкий подарок. Однажды утром раздался телефонный звонок, непривычный звук в нашем притихшем доме. И когда я сняла трубку, от звука этого громкого, грубоватого, настойчивого голоса у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Привет, безмозглая!
— Джоанна! — меня пронзила подлинная радость, безумное счастье, что я снова болтаю со своей чокнутой подругой. — Как дела?
— За моей задницей тянется целый косяк акул, готовых подтирать мне нос, — хохотнула она. — А вы, я слышала, готовитесь открыть пекарню. Поздравляю! Вы небось теперь с ним вместе вовсю того-этого…
Будь это кто угодно кроме неё, я бы не стала этого терпеть.
— У нас тут все нормально. Отчего ты не приедешь нас повидать? — вставила я вопрос, вдруг всем сердцем затосковав по ней.
— Как только эти мозголомы мне позволят, я к вам примчусь первым же поездом. Так что у вас там творится, ребята?
Мне оставалось лишь поведать ей все о пекарне, о чертовых гусях Хеймитча, о разговорах с доктором Аврелием, восстановлении города, Дне Поминовения и новом памятнике, о невероятно жарком лете. Не умолчала я и о Книге Памяти, о том, зачем она нам нужна, и попросила ее прислать мне фото, если они у нее вообще сохранились. В присутствии Джоанны все было как-то легче, не так трагично. Может, оттого, что она была так бесцеремонна, но то, что в обычное время меня бы подкосило, заставляло лишь ухмыльнутся на этим вслед за ней. Кроме того, она определённо была одной из самых проницательных особ, кого мне доводилось знать.
— Ну, а как у вас там обстоят дела с Питом? Ты ни словечка о нем пока не проронила.
Я замолчала. С чего же мне начать?
— Эй, чего затихла, безмозглая? Вы с ним теперь вместе или как? Я, знаешь ли, названивала тебе домой уже раз двадцать, прежде чем позвонить Питу, — она так хмыкнула, что я ясно с могла себе представить, как она скрещивает руки на груди, и чуть сворачивает на бок голову в ожидании моего ответа.
— Мы уже несколько месяцев живем вместе, — прошептала я, чувствуя, как ко мне вновь подкрадывается тошнота. И меня кольнула страшная тоска по тому, как все между нами было еще каких-то пару недель назад.
— А чё скорбим-то как на похоронах? Вообще-то — это клёво, ну, то, что между вами, так ведь?
Я покачала головой.