Good Again (СИ)

Войдя в ванную, я оглядела себя в зеркале. Я вся была в грязи: в волосах запутались сухие листья, на руках были царапины, а на левом боку, на некогда белоснежной футболке — сплошное грязное пятно. Из зеркала на меня смотрело вовсе не мое отражение, а какое-то лесное чудище, что бродит слово призрак в темной чаще. К тому же от голода у меня уже так кружилась голова, что я вновь поспешила спуститься вниз, чтобы что-нибудь там найти и слопать. Тихо поглощая на кухне сэндвич, я услышала и его шаги на лестнице. Он одним глазком заглянул в кухню, и, заметив там меня, вновь испарился, не сказав ни слова. Ему нужно было убедиться, что я все еще здесь, но мне он не хотел показывать своих намерений.

Прикончив сэндвич, я отодвинула тарелку и прикорнула прямо на столе. Будем ли мы опять нормальными? Или именно это и есть нормально для меня: вечные качели, когда ты наверху, то вдруг сразу на самом дне? Размышляя над этим, я быстро задремала, сама не заметив как, и проснулась лишь оттого, что меня подняли и понесли. Меня осторожно положили на кровать. Когда его руки меня отпустили, я была уже готова запротестовать, когда почувствовала, что они снова обняли меня, теперь сзади, и с силой прижали к его теплому телу. Еще я смутно ощущала боль во всех конечностях, но все равно снова заснула, чтобы встретиться за гранью реальности с капитолийским переродком, которого можно было принять за меня саму.

Комментарий к Глава 17: Портреты. Часть 1

Комментарий автора: Эта глава мелькала у меня в голове некоторое время. Огромное спасибо SolasVioletta за творческий настрой и вообще за общение. Кстати, это лишь первая часть главы, будет и вторая.

Комментарий переводчика: А в этой главе и в этой нца я нашла кое-что прямиком из второй части трилогии про оттенки серого - но постаралась не тырить округлые, но не особо русские выражения из русского перевода того творения, хотя могла бы. Получилось ли у меня более “по-русски” - судить не мне.

========== Глава 18: Портреты. Часть 2 ==========

«Достойный почитания вид человеческих взаимоотношений — когда двое имеют право использовать слово „любовь“ — это процесс, нежный и жестокий, зачастую пугающий обоих в него вовлеченных, процесс выявления правды, которую они могут высказать друг другу.»

Андриенна Рич*

Мне было лет восемь, когда я впервые поняла, что взрослые живут в мире полном подтекста, и я, ребенок, просто продираюсь через пространство скрытых смыслов, и могу лишь ощущать присутствие чего-то, что недоступно моему пониманию. Такой со стороны смотрелась моя мать, когда готовила для всех нас ужин — нежной, но ловкой. Она бойко протирала стол и кухонные поверхности, давала мне напиться, когда я просила у нее воды, одним движением стирала пятнышко грязи с лица Прим. Таким был мой отец, когда он возвращался с работы в наш маленький дом. Плечи его были утомленно опущены после целого дня в забое, но глаза вновь загорались лучистым светом, когда он глядел на меня и Прим, и когда всякий раз по возвращении чмокал нашу мать. Но изредка, когда он скользил губами по её щеке, вместо того, чтобы как обычно безмолвно поощрить этот его ежевечерний жест, мать отводила глаза, и у нее на челюсти выступали желваки. Это было все равно как смотреть на застывший кинокадр, в котором все вдруг темнеет на фоне других ярких изображений. Пока кино крутится, никто не замечает искажения, но я с детства привыкла обращать внимание на такие вещи. И временами я остро чувствовала, когда земля вдруг съезжает со своей оси.

Такой была и моя жизнь с Питом после того, как я увидела портрет Китнисс-переродка. Что-то сместилось, и настороженность явилась там, где ее прежде не было. Он наблюдал за мной краешком глаза, и вести себя стал сдержаннее, будто щитом от меня заслонился. И я гораздо больше нервничала, особенно просыпаясь по утрам и ломая всякий раз голову — какую версию меня он повидал во сне нынче ночью. в каждом его движении я подозрительно высматривала намеки на то, что теперь он видит уже не меня, Китнисс Эвердин, восемнадцати лет от роду, уроженку Дистрикта Двенадцать, дважды посланную на Голодные Игры, и так далее и тому подобное. Я опасалась, что он уже не знает кто я такая или, возможно, что я сама теперь уже себя не знаю. Я так уже привыкла себя видеть его глазами, что, когда их затуманил страх, я потеряла ориентацию в пространстве, точку опоры.