Гор

И упрямство тает. Отступает Тодо, сгорбившись и оттого уменьшившись до привычных размеров. Вырос господский пес, да с душой кролика оказался. А хлёсткая пощечина опрокидывает мальчика на пол:

— Хоть бы один из её отпрысков на что-нибудь сгодился. Чтобы подобного более не было в моем доме.

Притягательные переливы стали. Волчок сверкает разноцветными гранями, деревянный шарик катится рывками, заплутав.

Объятья матери — уютный кокон. Плачет беззвучно княжич, не замечая, как чернеет ткань материнских рукавов, как расползаются уродливые кляксы. Женщина давит горестный вздох, наблюдая их смоляное цветение. Саваны опускают в лодки. Первую, вторую. Как же она устала.

Мальчик покорно опускает голову на колени матери. Закрывает глаза, когда женщина целует его в лоб, напевая колыбельную и массируя виски сына. Выравнивается дыхание, дрема одолевает. Находят женские пальцы подушку. Страшно. Страшно.

— Ничего не бойся, малыш. Это игра.

Скрывается безмятежное лицо княжича. Вышиты бутоны роз на подушке, мягкие и податливые. Она уйдет следом, они спасутся. В смерти уж точно князь их не достанет.

— Прости меня.

[1]Песня времен первого императора Иль’Кина.

[2] Один из методов глажки в старину. Использовался в Чосоне.

Дитя воронов

Сменяются декорации затянувшимся сном, от которого никак не очнуться.

— Ты больше никогда не увидишь мать, — вынесен приговор.

— Простите, юный господин, но вам нельзя в это крыло, — разводит руками слуга. — Никому не велено видеться с княгиней. Простите. Не сносить мне головы, если пущу вас.

— Ты смеешь ослушаться меня? — сверлит взгляд мутного серебра, пригвождая к месту княжича, что задыхается от боли. Захвачена рука в тиски радужными всполохами, вкручивающими плечевой сустав. Смыкаются мужские пальцы на горле мальчика. — Ещё раз попытаешься тайком к ней прийти, и я сломаю тебе ноги. У тебя нет матери.

— Молите Иссу, молите усердней, — советует настоятель. — Чтобы очистился разум, чтобы снизошло просветление.

— Хорошо, юный господин. Давайте повторим, — хвалит Китка, отдышавшись. Делает знак вернуться в изначальную стойку.

— Ты — мой наследник. Соответствуй, — грохочет меч, постепенно расстающийся с ножнами.

— Боюсь, господин, вашей жене не становится лучше, — с поклоном докладывает князю лекарь. — Поразил её душевный недуг, против которого я, увы, бессилен. Тоска по родному дитя.

— Направление, форма, итог, — тренировочная площадка, лук и мишень, отец и сын. — Стрельба и «цветение» имеют одинаковый порядок. Бери стрелу, выбирай направление. Увидь, как стрела будет лететь. Увидь, какое действие совершаешь. И представь итог. Без итога твоя стрела не попадет в цель. Без итога твое «цветение» хаотично.

Тодо находит княжича на веранде. Отрешен лик, взгляд же сосредоточен на пруде, где по поверхности воды расходятся круги. Возможно то ветер, а возможно нечто, что наполняет нутро потусторонним зыбким звоном всякий раз, стоит приблизиться к княжескому сыну.

Оборачивается мальчик, почувствовав чужое присутствие. В глазах ни следа прежнего непосредственного любопытства, только страх вора, застигнутого на месте преступления. Сменяется настороженной благодарностью при виде блюдца с засахаренными апельсиновыми дольками.

— Не желаете ли отведать, юный господин? — Тодо присаживается рядом.

Княжич не противится. Возвращает взгляд к пруду, пальцы нервно пробегают по ткани пояса.

— Ещё рано для трапезы, — отмечает тихо.

Поникшие грозди глицинии сверкают бусинками капель. Три года без матери научили выдавливать слова по крупицам, научили скрываться внутри себя в хрустальной крепости, а девятая весна заострила черты, вытянула конечности. Нескладны движения растущего княжича, да так знакома эта неуклюжесть Тодо, до какого-то иррационального родства.

— Меня кухарка угостила, — объясняет учитель. Кровавые коросты на детских пальцах перемежаются с хладными поцелуями витилиго. — Добрая женщина. И вы угощайтесь, юный господин…

Роса кусает за голые голени. Несется княжич, что есть духу. Развеваются косы, хлеща по плечам тугими плетьми, нижняя рубаха надулась парусом на спине. А мальчик не чувствует под собой земли. Гул крови в ушах, пенье жаворонков, пестрые вкрапления цветов в высокой траве.

Мчится позади Китка. Догнав ровным дыханием, набрасывается, но ловко уходит в сторону мальчик. Вынырнув из захвата, пытается использовать вес противника против него самого, целится в щиколотки и колени.

Они кружатся — охотник и жертва. Пробуют друг друга короткими выпадами. Только Китка дразнится. Семнадцатилетний юноша и девятилетний мальчик. Неоспоримо преимущество роста, веса, опыта.

И княжич вновь срывается с места в попытке избежать схватки, но его хватают за пояс, валят в траву. Опрокидывается мир, придавливает чужим весом, захлестнув инстинктивным страхом.

— Юный господин, — цедит сквозь зубы Китка, смахнув удар у собственной гортани. Сбавляет напор, давая пространство для маневра. — Не позволяйте панике вами овладеть и не пытайтесь бежать, пока ваш противник на ногах. Особенно если он крупнее и ловчее.