Гор

И ребёнок теряется. Ещё раз оглядывает мальчика — воплощение студеной зимы. Пронзительны очи, прозрачней родниковой воды. Точеный лик выструган из льда. Пепел одежд подчеркнут голубыми вихрями пояса. Перчатка закрывает большой, указательный и средний пальцы правой руки.

— Молю простить меня, юный господин, — склоняется в виноватом поклоне ребёнок. — Я не знал.

Но княжича это не тревожит. Он подходит вплотную. Небрежный жест выпрямиться. Тодо замечает тень давно позабытого любопытства в мальчишечьих чертах.

— У вас что-то случилось, юный господин? Вы должны быть на стрельбище.

— Я упражнялся, а потом услышал… Что это за инструмент?

— Бива, — лукаво улыбается ребёнок. — Сыграть вам, юный господин?

Тень любопытства крепнет, пробиваясь ростком. Мальчик кивает, и ребёнок вновь творит целый мир. Разительно отличающийся от привычного.

Сменяются дни, но не меняется суть. Отцовский меч напоминает, даже когда на него не смотришь. Очередной удар сминает, запечатывая словно в гробу. Наседает многотонной глыбой, вытравливая душу.

— Сосредоточься, — велит отец. — Ты ведь знаешь, что будет, если не станешь стараться.

— Благословение сойдет, юный господин, — профиль настоятеля, череп на алтаре. — Нужно верить.

— Знай своё место, — князь вгрызается в женское горло грудным рыком, прежде чем швырнуть княгиню на пол. Развязав пояс собственных одежд, вальяжно скинуть с плеч нижнюю рубаху. Ему нравятся её слезы, ему нравится её беспомощность, ему нравится абсолютная власть над императорской кровью. — Ты должна быть благодарна, что я сохранил тебе жизнь, несмотря на попытку украсть принадлежащее лишь мне.

[1] Повесть о доме Тайра

[2] Строка из песни группы Pyrokinesis- богиня гроз

[3] Из плачей Хитомаро, перевод А. Глускиной

Золотая птица в клети

Княжич улыбается с такой щемящей признательностью, что Тодо становится стыдно. С такой запредельной тоскливой верой, что это режет затупившимся клинком.

Собственная нужность, которую обязан доказать, любовь, которую необходимо заслужить, алтарь, на который следует возлечь. Доверчиво и невинно. Ведь нельзя родиться просто так. Рука, что гладит, рука, что бьет. Одна и та же. Выученный урок, смиренное поведение, стрелы, поразившие цель. Безвкусен контроль.

Князь сухо кивает. Разворачивается, чтобы удалиться, а мальчик продолжает светиться, с обожанием глядя на того, кто уничтожит его без сожалений.

Но верно такая скупая похвала придает небывалой храбрости.

— Учитель?

Тодо отрывает взгляд от страницы.

— Вы уже готовы ответить на вопросы, юный господин? — поднимает бровь.

Мотает головой княжич.

— Нет, ещё нет, — нерешительно водит пальцами по краю стола, но пронзительны поднятые на мужчину глаза. Требуют. — Учитель, я видел, как вы выходили из крыла моей матушки.

Опускает книгу Тодо, коря себя за неосторожность. Мог бы и догадаться, что мальчик до сих пор порой наведывается в ту часть сада, откуда издали видно крыло, где заточена княгиня.

— Да, юный господин, — тщательно подобраны слова, словно бусины ожерелья. — Мне было позволено нанести княгине визит.

Облизывает губы от волнения княжич. Цветет вьюнок, оплетая колышки стены, залазит зелеными лапками на оконную раму.

— Как она?

Строг учительский лик, скрывает эмоции. Недопустима ложь, но и правду сказать недопустимо, ведь тогда последствия падут грузом.

— Ей несколько нездоровится.

— Вот как. Надеюсь, ничего серьезного, — печаль хрусталя смешана с болью, гноящейся нарывом. Копится влага, стоит непролитыми слезами. Наверняка разочарована матушка, ведь как иначе истолковать дитя её опрометчивый поступок. Осмеливается всё же произнести княжич глухо. — Она… она спрашивала обо мне?

И по строгой маске идет трещинка.

— Да, — признается Тодо, дрожит хрусталь. — Она волнуется о вас, как и любая мать волнуется о своем ребёнке.

— Волнуется, — повторяет княжич эхом. Закрывает глаза на миг, прежде чем открыть, улыбнуться воодушевленно. — Спасибо, учитель.

Крадется мальчик словно вор. Пробирается закутками. Луна плещется в пруду, вода окутывает прохладой. Плывет княжич, теряясь в собственном пульсе, который словно обрывается, стоит выбраться на берег, выжать наскоро одежду, поспешить к веранде. Чутко ловит шорохи мальчик, но безмятежна ночь.

А пальцы ложатся на сёдзи. Так пусто и гулко внутри. Провалилось всё в пропасть, подвисло в неизвестности. Отодвигает княжич сёдзи, ступает в покои. И пропасть выбрасывает его обратно, заходится замерший было пульс. Слабость в ногах и ступор, облегчения, смятения, радости, страха.

Княгиня же застыла на своей постели. Оторопевшая, не верящая собственным глазам.

— Гор? — произносит испуганно. — Иссу, как ты пробрался сюда? Никто тебя не заметил? — порыв подняться, броситься к сыну, но одергивает себя женщина, сцепляет пальцы. — Не бойся. Я… я не стану вредить. Я так давно тебя не видела. Я… — срывается с места княжич.