Осенних сто ночей
— Сколько даров прислали в этом году!
— Вы видели свитки? А платья? Украшения? Глаз не оторвать!
Суета царит с раненого утра. Снуют слуги, не присядут. Готовится поместье принимать гостей, угощать щедро, развлекать изысканно, а после шумно и задорно, когда алкоголь разгорячит кровь, а тосты будут взлетать точно стая птиц.
— Госпожа, ваше решение опрометчиво, — предостерегает старая экономка.
Отрывается княгиня от перебирания содержимого шкатулки. Вопрошает с ноткой раздражения:
— Отчего же?
— Юный господин ещё не вступил в возраст. Ему не дозволено покидать поместье без ведома господина и представать пред народом.
Служанки настороженно прислушиваются, готовя одеяния. Пионы соперничают с высокомерными фазанами, камелия опадает на снег срубленными головами,[1] несутся златогривые грифоны по крутым склонам гор.
— Господин будет в гневе.
— Напротив, — грубо возражает княгиня. Грани биксбита на ладони. Прежние серьги ложатся на столик, их место занимает императорский подарок. — Народ должен знать, что господин с ними, пусть он и за сотни лиг от родного дома, самоотверженно сражается под знаменами правителя, — зеркало ловит неприязнь синих глаз, старая экономка покорно опускает взор. — Продолжайте приготовления. Мой сын будет сопровождать Иссу и замещать своего отца.
Она выгибается столь грациозно, царственно, томно. Лоза, беззастенчиво отдавшаяся ветру. Струятся жемчужные нити — русалочьи слезы. Совершенен танец княгини, открывающий торжество при храме. Поводит женщина кленовой ветвью, чьи листья отливаются бронзой, как и её косы. Круг. Первый, второй, третий. Раз за разом ветвь стремится от земли к звездам, символизируя рост Мирового Древа.
Скользят высокие платформы по помосту — то степенно ступает Небесный Человек, то ступает Золотая кровь, сменившая наряд. Несет истину Земным, дарует смысл их бренному существованию. Кость тиары украшает гордо подтянутую голову княгини. Золоченая маска с голубой каплей меж алых бровей.
Живительное пламя лампады трепещет в женских ладонях, готовясь дать начало кострам, что соединят бытие и небытие. Протянувшись цепочками вниз по склону холма к берегу моря, укажут духам путь в царство мертвых — в волны, где обитают Змеи морские, близнецы небесных братьев. Рукоплещет толпа, выказывая почтение и восхищение поклонами.
— Восславится Иссу!
— Госпожа нынче превзошла саму себя!
— Пусть молитвы помогут князю вернуться с миром.
Послушники помогают княжичу забраться в паланкин по приставной лесенке. Киноварь решетчатых стен, дымка занавесок. Спит череп на шелках и еловых ветвях в соседнем паланкине. Расписаны стены пеленой грозовых туч, коралловые лилии украшают крышу.
Чернеет лес. Обступив с обеих сторон, нависает над арками врат, над сверкающей огнями процессией, что степенно спускается по лестнице с холма. Свист ветра в вышине, треск ветвей, стоны стволов. Пушисты еловые лапы. Там дальше домовины кладбища, там дальше цапли бродят по мелководью.
Белесые зрачки мелькают во мраке. Княжич, вздрогнув, оборачивается. Что-то крадется в кустах, следуя за процессией. Представляется мальчику шумным дыханием. Душным запахом, едким и маслянистым, что пленкой обволакивает язык. Отворачивается княжич, зажмурившись. Черная пасть, желтизна клыков. Зверь рядом. Зверь вновь явился. Бьется жилка на шее, набухает, стараясь порвать тонкие бумажные стенки, кличет эхом.
Но гонит образ прочь мальчик. Стискивает кленовую ветвь, врученную матерью. Концентрируется на поступи монахов, на их стройном хоре. Плачет флейта, гулко охают барабаны. Настоятель во главе шествия, Иссу подле него. Капля на виске. Так и хочется смахнуть. Мальчик открывает глаза. Набрав полную грудь воздуха, украдкой бросает взгляд через плечо. Белесые зрачки бесследно растаяли во мгле. Только сердце стучит загнанно в груди, предрекая.