Гор

Ниточка речного жемчуга на длинной шее. Мать снова рядом. Пахнет чем-то неуловимо цветочным и воздушным, как порхание бабочки. Ивовые ветви рукавов, бант под грудью. Спускаются соцветия стеклянных бусинок по обе стороны от пышного пучка, собранного выше затылка в подобие округлых заячьих ушек. Узел золотистого шнурка.[1]

Забирается дитя на колени. Наблюдает в зеркало зачарованно, как красится мать: как скользит широкая кисть по коже, пролегая белоснежной полосой, как очерчивает уголек брови, как фиолетовый подчеркивает уголки глаз. Шарят неловкие детские ручки по столику, нащупывают баночки. Пудра остается на подушечках пальцев пыльцой.

— Тебе это не нужно, — отодвигает мать. Берет дитя подмышки и, усадив бочком, щелкает по носу.

Меланхолично поют где-то внизу под переливы струн и смех гостей:

— Пусть в ином перерожденье

Буду я иной…

А мать воркует, убирая с детского лба колечки смоляных локонов:

— Однажды ты вырастешь…

Вздрагивает ребёнок. Ощущение тепла под щекой и гул чужого сердца, запах мыла и чистоты.

Опускает аккуратно свою ношу Тодо на циновку в углу кухни. Переворачивается на бок ребёнок, подкладывает под голову кулачок и бормочет неразборчивое:

— Мама, — пока мужская широкая ладонь неумело проводит по детской макушке, прежде чем подняться и направиться в ночь.

[1]Традиционная прическа ойран

Малахитовая песнь

Конь поводит ушами, а княжич не скупится на ласку. Чешет округлые скулы, покатый лоб.

— Завтра ещё поупражняемся, — обещает глазам цвета ореховых скорлупок.

Кусочки моркови на ладони. Бархатные губы щекочут кожу, забирая угощения. Древко копья, мишень, барьер, прыжок.

— Метель просто боится.

— Боится? Значит, это вина вашего коня? — усмехаются агатовые очи фаворита, пока рука медленно извлекает меч из ножен. Скользит язык по полным губам. Пятится к коню княжич. — Верно, он плох. Может, стоит пустить его на мясо и шкуру? Или же лучше сначала использовать хлыст?

Полнится сиянием кромка лезвия, отражает выкрик:

— Это я виноват! — шепот, горячий, отчаянный. — Я виноват. Не Метель.

Хмыкает фаворит. Твердость гранита в лике:

— Тогда берите новое копье и делайте всё правильно.

— В следующий раз я точно попаду, — обнимает коня за морду княжич. Прижимается лбом, зажмурившись. — Веришь мне, Метель?

Он примечает ребёнка у пруда. Тот сидит на корточках и увлеченно копошится в траве. Только почувствовав покалывание, пробежавшее по коже, оборачивается. Крапинка родинки под правым глазом, шкодливая улыбка с кривым клыком. Тянет протяжно звуки, как лучшую на свете мелодию, растекаясь мучительной медовой сладостью где-то под сердцем княжича:

— Юный господин!

— Что ты делаешь? — подходит ближе мальчик.

— Лягушку поймал, — тут же признается ребёнок, демонстрируя добычу во всей красе.

Добыча надувает горловой мешок и разражается недовольным кваканьем. Пятнышки на плоской бурой спинке. Отодвигается брезгливо княжич:

— Зачем?

— Чтобы спасти. От кота. Он её поймал и съесть хотел. Вы совсем-совсем лягушек не любите, юный господин? — проказливый прищур.

А растерянность ломает слова:

— Не знаю. Зачем мне их любить?

— Просто так, — простодушно пожимает плечами ребёнок. — Разве любят за что-то?

Всплеск. Рябь на водной глади. Лягушка скрывается в темной воде. Дремлет клён, семиконечны листья — детские причудливые ладони. Рассыпается солнечный свет на струны, ложится мелкими пятнами. Княжич пропускает вдох.