Гора Орлиная

— Зазнайка ты, Леонов, и притом классический. Это про тебя товарищ Сталин сказал…

— А ты, Якимцев, начетчик!

Они стояли друг против друга, Якимцев низкий, располневший не в меру, Николай высокий, худощавый, чуть подавшийся вперед, словно собирался оттолкнуть от себя Якимцева. Тот невольно отступил.

— Если я ошибаюсь, товарищи меня поправят.

— Лучше не ошибайся, — посоветовал Николай, — некогда поправлять. — И, собираясь уходить, сказал: — У тебя все печатью припечатано. Живого места не осталось.

Вернувшийся от директора парторг помирил их и, отпуская Леонова, все же предупредил его:

— Смотри, чтобы этих самых раздоров поменьше было. Помешают они нам.

— Когда Вернигору, слесаря, в газете уральцем назвали, так он же не возражал, не спорил, а даже радовался, — напомнил Николай. — Да и Якимцев, кажется, не возражал. Теперь все — уральцы.

— Что правда, то правда, — добродушно согласился Кузнецов.

В партком вошло несколько человек. Среди них был Вернигора.

— Отмитинговали, — сказал он. — Ось наша резолюция. Будемо бить Гитлера без пощады…

— Бронированным кулаком! — подтвердил другой монтажник.

— За резолюцию спасибо, — перебил Кузнецов.

— На обязательство намекаете? — догадался Вернигора. — Ось наше обязательство!

Кузнецов прочитал бумагу, обрадовался.

— А за это — спасибо вдвойне!

— Людей бы нам побольше! — Вернигора вздохнул. — Молодых обучать некому. Спросите у товарища начальника.

— Верно, товарищ уралец! — Николай взглянул на Якимцева.

— Уралец и есть. — Вернигора засмеялся. — Так дадите людей?

— Дадим, — пообещал Кузнецов. — Вечером собираем пенсионеров… старичков. Они помогут.

— Ну, старички не дюже какие помощники.

— Напрасно сомневаешься, — возразил секретарь парткома. — Они еще и поработают и поучат… Старой гвардией пренебрегать не стоит.

Николай отправился на участок и посоветовал Алексею Петровичу зайти вечером в партком.

Старики собрались вовремя, расселись тихо, степенно, однако с достоинством, — почувствовали, что понадобились заводу. Кузнецов подходил к каждому расспрашивал о здоровье, предлагал закурить.

— Ты, Виктор Григорьевич, без этого самого, — сказал Пологов. — Ты прямо им объяви. Народ собрался бывалый, с понятием… Вот хотя бы Смышляев. Мы с ним давние знакомцы, еще блюминг строили. Всякое бывало… а дело сделали. Или вот дед Никифор. С тридцатого года за ручку здороваемся. — Алексей Петрович указал на сгорбившегося строгого старичка с косматой рыжей бородой. — Кто не слыхал, как дед Никифор со своей артелкой водопровод сгрохал? Это все люди верные. Таких не надо просить. Таким еще можно приказывать. Не пригласили, мол, вас, а мобилизовали! Теперь мужикам такой разговор и почетнее и милее.

Старики одобрительно закивали, заговорили, поддержали мастера из разных углов.

Утром следующего дня Алексей Петрович привел на монтаж Смышляева, собрал молодых рабочих и сказал:

— Вот вам консультант. За любым советом — к нему. Фамилия — Смышляев. Когда-то прорабом был.

— А мы думали — начальником строительства, — раздался голос Фильки.

Желтое морщинистое лицо Смышляева казалось не таким крупным и внушительным, как прежде, карие глаза, глядевшие когда-то настороженно, теперь выдавали некоторую робость.

— Не балуй, — сказал он так, как должно быть, говорил дома, с внуками.

— Ребята, дисциплина — прежде всего! — строго напомнил Алексей Петрович.

Оставшись среди незнакомых людей, почти ребятишек, Смышляев заметно смутился. Ребята еще тесней окружили его, начали допытываться, подавляя улыбки и смех.

— Так вы не были начальником строительства?

— А главным инженером?

— Да нет же! — серьезно возразил Филька. — Он был главным консультантом по завертыванию гаек.

— А вот погоди, — словно опомнившись, проговорил Смышляев. Он подошел к стальной опоре сооружаемого конвейера, потрогал гайку ключом. — Ты прикручивал? Слабовато. Вот как надо…

Он обхватил крупными растопыренными пальцами стриженую голову Фильки и сделал вид, что собирается повернуть ее. Ребята засмеялись. Филька обозлился.

— А вы чем лучше? — крикнул он. — Мне Алексей Петрович рассказывал, как вы на блюминге гайки прикручивали!

Смышляев отступил, посмотрел на ребят растерянно, повернулся и вышел из цеха.

Алексей Петрович догнал его на заводском дворе, насилу уговорил вернуться. Потом нашел Фильку и пригрозил ему.

— Сами же про него говорили, — оправдывался Филька. — А я виноват…

Вечером Филька пошел к Леонову и сказал, что получил письмо от матери — она эвакуировалась в Среднюю Азию и ждет сына к себе. Скуластый, черноглазый, с гладко зачесанными волосами, он смотрел на Николая недружелюбным взглядом и живо напоминал ему Бабкина… Бабкин теперь где-то на фронте… Николай вздохнул и, стараясь не обращать внимания на неприязнь Фильки, пообещал:

— Разберемся…

…Прошло несколько дней.

Филька и Алексей Петрович возвращались со смены по Нагорной улице. Старый мастер говорил:

— Если меня не стыдно, хоть людей постыдись! Жаль, тебя Егорова не слышала. Она бы с тобой поговорила. С двумя детьми без мужа осталась и работает. А он, видишь ли… все ему не по нраву!