Он замолчал. Пока он рассказывал, лицо у него горело. Как несправедливо!
– Я здесь не для того, чтобы вас судить, – сказал рой.
Двадцать. Может, больше. Он перестал мысленно считать. Он отпил еще. Уже почти теплое.
– Время было позднее. Солнце село, но еще не стемнело. Ночью нам не разрешалось включать фонари. Они отпугивают черепах. Но иногда поздно вечером мы выходили на берег с маленьким фонариком и снаряжением, чтобы поохотиться на крабов и все, что можно поймать у берега. И в тот раз мы этим занимались: у нас с Хиеном была острога, сеть и кувшин. Он был примерно в сорока метрах от меня, когда я увидел, как он острогой бьет по чему-то в прибое. «Я видел осьминога! – сказал он. – Большого. Если поймаю, мы сегодня наедимся!» А потом я увидел приближающийся силуэт.
Да Минь помолчал.
– Не знаю, зачем вам понадобился мой рассказ. Никто ему не верит. Меня в тюрьму посадили, знаете? На два месяца. В итоге отпустили, но по всему острову шептались, что это я сделал. Зачем? Чего ради мне нужно было это делать?
Он снова ощутил прежний гнев, только теперь он был направлен на женщину напротив, на блестящую дымку, покрывавшую ее голову. «Дианима». Мало они ему жизнь попортили? Они должны были заплатить больше.
– Как я сказала, я здесь не для того, чтобы вас судить.
– Та тварь – она не из воды вышла: она пришла по берегу. Я видел, как она ползла. А поравнявшись с Хиеном… – он снова замолчал, – она встала.
Он снова взялся за пиво, и на этот раз его прикончил. Оно никуда не годилось, уже слишком нагрелось. Но женщина тут же заказала еще.
Он отпросится на вторую половину дня. Пойдет поплавать. Он представил себе, как полупьяный лежит в теплой воде.
Но какая-то часть его разума снова оказалась на том берегу на Хонбейкане. Так не всегда бывало, когда он пытался рассказать свою историю. Обычно он выдавал ее почти бездумно. Обычно это была карикатура: несколько картинок в голове, упрощенных ради изложения. На этот раз все было иначе. Он словно снова там оказался.
Оно пришло по берегу, не из воды. Поначалу оно было у самой земли, словно двигающееся по песку пятно. И по его движению стало понятно, что это осьминог. Но потом он поднялся, почти встал на концы щупалец, словно человек. Так и правда было? Порой ему казалось, что он эту часть придумал. Чудовище словно приняло форму человека, двигалось, как человек, переставляло щупальца, словно человеческие ноги. Неужели такое могло быть? Это невозможно. Но он ведь знал, что так было. Он это видел.
Он уже с криком бежал к Хиену, размахивая руками. Тот стоял с широкой улыбкой, глядя в воду, приготовив острогу, как будто ничего не происходило. Потом улыбку Хиена сменило замешательство, но это была реакция на поведение самого Да Миня. А потом та тварь прошла мимо Хиена, задержавшись всего на секунду, прицепившись к нему на мгновение, размахивая ногами. А потом опустилась и скользнула в воду.
Да Минь оказался там секунд через пять. К этому моменту Хиен уже лежал в воде лицом вниз. Да Минь наклонился и перевернул его. Сначала он не понимал, что видит: темный поток, идущий в воду от Хиена. А потом понял: шея, лицо и руки Хиена были покрыты глубокими разрезами. В океан стекала его кровь. Он открывал и закрывал рот, снова и снова.
Словно рыба, задыхающаяся на воздухе.
Он ничего не сделал, чтобы спасти Хиена. Ничего нельзя было сделать. Когда Да Минь опомнился и смог двигаться, Хиен уже больше не шевелился.
К тому моменту, как Да Минь закончил свой рассказ, его собеседница заказала уже третье пиво.
– Ну что ж, – проговорил пустой монотонный голос, – не буду вам мешать. Можете возвращаться к работе.
– Я сегодня не вернусь. Пойду купаться. Скажу, что заболел.
Если бы тот голос мог удивляться, то, наверное, удивился бы:
– Вы все равно купаетесь?
Да Миню захотелось вытолкнуть ее на проезжую часть, смотреть, как десятки электромотоциклов вбивают ее в асфальт.
– Если выпить пива, то могу.