Гора в море

Да Минь прошел за конец улицы Тхюиван на дикий пляж, а там разделся до нижнего белья и окунулся в теплые волны. Он проплыл на спине метров пятьдесят-шестьдесят. Он уже жалел, что та женщина спросила его насчет купанья, потому что теперь он почувствовал его – тот зудящий страх, который не оставлял его с того дня. Его можно было притупить алкоголем настолько, что он почти исчезал. Почти. Вот только Да Минь постоянно высматривал в воде какие-то силуэты. Иногда странный камень настолько выбивал его из колеи, что он плыл назад.

Об одном он все-таки умолчал. Он никому об этом не рассказывал, хотя собирался ей сказать: она ведь заплатила ему за информацию. Но потом разозлился на нее – по непонятной ему самому причине – и решил оставить это при себе.

Он стоял на коленях в песке, не прекращая звать Хиена, словно это могло вернуть его друга. Тогда-то он и увидел ее – валяющуюся на песке рядом с окровавленной, изорванной головой Хиена.

Раковина, наполовину заполненная соленой водой и кровью. Он ее поднял, сам не зная зачем. Может, чтобы вылить из нее кровь – кровь Хиена.

Она была заточена.

Да Минь забрал ее на сторожевой пост, когда вызывал помощь. А потом унес ее в мангры на другом берегу острова и выбросил в море.

Он никогда никому про нее не говорил. Раковина была бритвенно-острая, отколотая и сточенная так, как они сами делали в детстве. Они порой делали из раковин ножи, закрепляли на деревянной рукоятке проволокой или бечевкой. Та раковина выглядела так же, только без рукоятки.

Такую мог бы сделать человек.

И она стала орудием убийства. Он выбросил ее в море, понимая, что если ее найдут, то его обвинят в убийстве. Это доказательство. Он понимал, что проведет в тюрьме несколько месяцев. Знал, что его будут избивать. Однако все же оставался шанс, что наихудшего он избежит.

Так и случилось. Его не обвинили в убийстве, и он никому не рассказал про ту найденную раковину.

Так с чего бы эта женщина заслуживала того, чтобы узнать? Не заслуживала она. Эта тайна принадлежит только ему.

Он плыл на спине, закрыв глаза и откинув голову, а солнце за его веками превращало мир во взрывы красного и желтого.

Негромкое гудение или жужжанье заставило его открыть глаза. Сначала ему показалось, что это мотор. Но когда он посмотрел вверх, то увидел зависшее над ним насекомое, серебрящееся на солнце. Он лениво отмахнулся от него, но оно нырнуло вниз и село ему на шею. Он ощутил легкий укол и попытался его прихлопнуть, но промахнулся. Оно с жужжаньем улетело.

Несколько минут Да Минь смотрел на солнце из-под воды, только смутно сознавая, что тонет.

На земле существует много уровней сознания. Многим животным присуща та или иная степень самосознания. Однако мы ищем не сознание, а культуру. Не иной разум или иное «я» – которые есть повсюду, – а другое общество.

Доктор Ха Нгуен, «Как мыслят океаны»

14

ДЛЯ ЭТОЙ ЗАДАЧИ АЛТАНЦЭЦЭГ не нужно было погружаться в коннективную жидкость: достаточно было перчаток. Перчатки были из серого материала, напомнившего Ха сброшенную змеиную кожу – свободные и просвечивающие, они заканчивались выше локтя, словно аксессуар странного бального наряда.

Эврим вызвал ее только после полудня, позволив ей выпить кофе в одиночестве. Однако Алтанцэцэг все еще была на себя не похожа. Ее шрамы от шрапнели выделялись особенно четко: черные ямки на бледном фоне, негативное изображение небесных созвездий.

На экране в реальном времени глубоководный аппарат опускался по мутной от планктона воде, а его прожектора высвечивали обтекаемые силуэты рыб. Картинка от камеры размывалась: она то пыталась поймать какой-то повстречавшийся объект, то быстро фокусировалась на каком-то планктоне с глазными стебельками, тупо пялящемся на проплывающего пришельца.

А потом прожектора нашли затонувший корабль, завалившийся на бок. Темный, скругленный прямоугольник люка. Видимость была пристойной. Аппарат находился метрах в пяти над кораблем, но очертания корпуса хорошо выделялись на фоне дна.

Тем утром на берегу Ха попыталась помочь с захоронением, однако ее вывернуло сразу же, как только они тронули первый труп, и над ним поднялись мухи. Когда рвотные спазмы прекратились, она прополоскала рот морской водой, вкус у которой был такой же соленый и минерализованный, как у крови.

Она хотела было вернуться к работе, но в итоге ей пришлось предоставить Эвриму справляться одному. Казалось, Эврима гибель этих людей не волновала, его не смущали их разорванные тела. Ха хотела бы чувствовать то же. Не получалось.

«Надо с кем-то связаться, – не оставляла ее мысль. – Надо кому-то сказать».