Эйко спрятал иглу в ладони. Они забудут, что ее выдали. Позже ее можно будет спрятать в сетке гамака или еще где-нибудь.
Ход «Морского волка» был неумолимым. Однако траулер все равно оставался грузным и неуравновешенным. Он неуклюже шел по волнам.
Скоро им придется зайти в порт. Сон сказал, что они движутся на юг. Может, направляются в Ванкувер или Сиэтл. Рабскую команду запрут в трюме, но вдруг появится шанс…
Об этом думал не только Эйко. Вялые разговоры в бараке, где воняло чистящим средством и по́том – и смертью, хотя, возможно, это иллюзия, – сводились к тому времени, когда они придут в порт. Хотя никто не говорил о побеге, опасаясь, что их могут услышать охранники или, что еще страшнее, что их слушает искусственный разум за бронированной дверью рулевой рубки, Эйко знал, что все об этом думают. Особенно после нападения и смерти Баки.
Становится ли теплее? Нет, они не могли оказаться настолько далеко. Осталось семь наемников. В команде больше двадцати человек. Охранники могут сделать ошибку – или их можно заставить ошибиться. Может произойти что угодно. Вблизи от берега у рабов может появиться шанс.
Эйко прошел по многочисленным комнатам, садам и эпохам «Минагути-я», своего дворца памяти, собирая свитки, которые прятал в каменных лампах, сложенных листках бумаги, подсунутых под татами, под чашкой для саке на кухонной полке: все, что он знал о передвижениях и привычках охранников, их характерах и причудах. Каждую ночь, после того как Сон засыпал, Эйко лежал в своем гамаке без сна. При этом мысленно он сидел, поджав ноги, в саду «Минагути-я», где сложил все записи кучкой. Он прочитывал каждую внимательно, готовясь.
Когда они зайдут в порт, он будет готов действовать.
Он работал на палубе, взрезая ножом брюхо тысячной рыбы из дневного улова, когда «Морской волк» сбросил скорость и начал поворачивать.
Неужели это оно? Неужели они поворачивают к берегу?
А потом он увидел ее на горизонте.
Они все увидели.
Команда бросила работу и пошла к планширу правого борта, словно всех туда что-то притягивало. Охранники не пытались их остановить, они и сами тоже шли к правому борту «Морского волка» и остановились в нескольких метрах позади рабочих.
Это была серая многоярусная махина, размером с сорок «Морских волков» или даже больше. Она была утыкана наростами установок безоткатных орудий и кранов. По ее палубам сновали люди – размытые поднимающейся от воды дымкой фигуры.
– Рыбозавод, – сказал кто-то.
Берега нигде не видно было. Куда ни посмотри, везде безликая поверхность океана встречалась с горизонтом.
Эйко посмотрел направо, на Сона. Сон плакал: на его лице застыла маска усталости и отчаяния.
«Морской волк» продолжал поворот. Вдоль всего планшира лица были одинаковые: залитые слезами, лишившиеся надежды.
Гудок «Морского волка» застонал, ответом стало басовитое рычание сигнала рыбозавода. И тогда Эйко увидел на лицах команды еще что-то: ужас.
Мы наблюдаем у осьминогов уровень владения орудиями, который превосходит всех птиц и млекопитающих, за исключением человека. Вспомните использование сложных орудий индонезийскими осьминогами, которые таскают с собой по дну две выброшенные половинки кокоса, пристроив их под телом, а потом используют в качестве защиты против хищников. Выброшенные людьми кокосы осьминоги собирают специально с этой целью.
Хотя мы наблюдаем, как другие животные используют найденные предметы как убежища или собирают сложные объекты (такие как гнезда), больше ни у кого в царстве животных мы не встречаем такого уровня использования сложных орудий. Данные действия нельзя списать на инстинкт. Это – приобретенное поведение. Если попытаться воссоздать цепочку мыслей, которая должна была к этому привести, то невозможно не признать, что перед нами животное, чья любознательность, предприимчивость и изощренность не имеет себе равных в мире животных.