Гораций

Триумвиры решили также избавиться от всех своих политических противников. С этой целью были составлены проскрипционные списки, в которые включили около трехсот сенаторов и свыше двух тысяч всадников, подлежащих уничтожению. По словам Плутарха, «самый ожесточенный раздор между ними вызвало имя Цицерона: Антоний непреклонно требовал его казни, отвергая в противном случае какие бы то ни было переговоры, Лепид поддерживал Антония, а Цезарь (то есть Октавиан. — М. Б.) спорил с обоими… Рассказывают, что первые два дня Цезарь отстаивал Цицерона, а на третий сдался и выдал его врагам. Взаимные уступки были таковы: Цезарь жертвовал Цицероном, Лепид — своим братом Павлом, Антоний — Луцием Цезарем, дядею со стороны матери. Так, обуянные гневом и лютой злобой, они забыли обо всем человеческом или, говоря вернее, доказали, что нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть»[165]. За голову каждого проскрибированного триумвиры обещали щедрую награду: для свободного — деньги, для раба — деньги, свободу и гражданские права. Люди, которые попытаются скрывать осужденных, должны были караться смертью. Поскольку триумвиры отчаянно нуждались в денежных средствах, все имущество проскрибированных конфисковывалось в их пользу. Поэтому в списки попали не только их непосредственные враги, но и просто богатые люди, владельцы красивых вилл и особняков[166].

После обнародования проскрипционных списков по всей Италии началась настоящая охота за людьми. По свидетельству Аппиана, «отсекали головы, чтобы их можно было представить для получения награды, происходили позорные попытки к бегству, переодевания из прежних пышных одежд в непристойные. Одни спускались в колодцы, другие — в клоаки для стока нечистот, третьи — в полные копоти дымовые трубы под кровлею; некоторые сидели в глубочайшем молчании под сваленными в кучу черепицами крыши. Боялись не меньше, чем убийц, одни — жен и детей, враждебно к ним настроенных, другие — вольноотпущенников и рабов, третьи — своих должников или соседей, жаждущих получить поместья. <…> Впрочем, в некоторых случаях в не меньшей степени проявлялось рвение и мужество жен, детей, братьев и рабов, старавшихся спасти обреченных и придумывавших многочисленные для этого средства или погибавших вместе с ними, когда предпринятые меры не удавались. Некоторые убивали себя над трупами погибших»[167].

Проскрипции ужаснули республиканцев. Марк Брут и Гай Кассий стали собирать войска и деньги для борьбы с триумвирами. Секст Помпей не только захватил Сицилию, но и укрывал у себя беглых рабов и проскрибированных, из которых сформировал армию. Он специально посылал свои военные корабли курсировать вдоль берегов Италии, чтобы они брали на борт людей, искавших спасения от карающей руки триумвиров[168].

Особенно печальной была участь Цицерона, который погиб 7 декабря 43 года до н. э. в своем имении близ Кайеты (современная Гаэта). По свидетельству Плутарха, его убийцами стали «центурион Геренний и военный трибун Попилий, которого Цицерон когда-то защищал от обвинения в отцеубийстве. Найдя двери запертыми, они вломились в дом силой, но Цицерона не нашли, а все, кто был внутри, твердили, что знать ничего не знают, и лишь какой-то юнец, по имени Филолог, получивший у Цицерона благородное воспитание и образование, вольноотпущенник его брата Квинта, шепнул трибуну, что носилки глухими тенистыми дорожками понесли к морю. Захватив с собою нескольких человек, трибун поспешил к выходу из рощи окольным путем, а Геренний бегом бросился по дорожкам. Цицерон услыхал топот и приказал рабам остановиться и опустить носилки на землю. Подперев, по своему обыкновению, подбородок левою рукой, он пристальным взглядом смотрел на палачей, грязный, давно не стриженный, с иссушенным мучительной заботою лицом, и большинство присутствовавших отвернулось, когда палач подбежал к носилкам. Цицерон сам вытянул шею навстречу мечу, и Геренний перерезал ему горло. Так он погиб на шестьдесят четвертом году жизни. По приказу Антония, Геренний отсек ему голову и руки, которыми он писал „Филиппики“ <…> Антоний проводил выборы должностных лиц, когда ему сообщили, что эта кровавая добыча доставлена в Рим; увидав её собственными глазами, он воскликнул: „Теперь казням конец!“ Голову и руки он приказал выставить на ораторском возвышении, над корабельными носами (то есть рострами. — М. Б.), — к ужасу римлян, которым казалось, будто они видят не облик Цицерона, но образ души Антония»[169].

Первого января 42 года до н. э. триумвиры, сенат и все римские магистраты принесли торжественную присягу на верность делам Гая Юлия Цезаря. По закону Руфрена Цезарь был причислен к богам римского пантеона, а на форуме было постановлено воздвигнуть его храм[170]. Октавиан же, соответственно, стал «сыном божественного Юлия».

Глава третья. Военный трибун