Гораций

Как уже говорилось, Гораций еще в 46/45 году до н. э. уехал учиться в Афины и в момент убийства Гая Юлия Цезаря находился именно там. Он не мог или не решился вернуться в Италию и, вероятно, тревожился за судьбу своего отца, оставшегося на охваченной гражданскими распрями родине.

В конце лета 44 года до н. э. Марк Брут и Гай Кассий покинули Италию и отправились в Афины. Вот что пишет об этом Плутарх: «Из Элеи Брут поплыл в Афины. Народ приветствовал его не только восторженными криками на улицах, но и особыми постановлениями Собрания. Поселившись у одного из своих гостеприимцев, Брут ходил слушать академика Феомнеста и перипатетика Кратиппа и, занимаясь с ними философией, казалось, с головою был погружен в науку, но между тем, исподволь, вел приготовления к войне. Он отправил в Македонию Герострата, чтобы расположить в свою пользу начальников тамошних войск, и сплачивал вокруг себя молодых римлян, которые учились в Афинах. Среди них был и сын Цицерона. Брут расхваливал его на все лады и говорил, что и во сне, и наяву восхищается редкостным благородством юноши и его ненавистью к тирании»[171].

Среди обучавшихся в ту пору в Афинах представителей римской «золотой молодежи», многих из которых Бруту удалось привлечь на свою сторону, оказался и Гораций. Таким образом он попал в блестящую компанию отпрысков весьма известных аристократов — это были сыновья Катона, Лукулла, Гортензия, Цицерона и проч.[172]

Светоний сообщает, что, «будучи вызван во время филиппийской войны (то есть войны между триумвирами и республиканцами. — М. Б.) командующим Марком Брутом, Гораций дослужился в ней до звания войскового трибуна»[173]. Многие ученые полагают, что Брут назначил Горация на эту высокую должность из-за недостатка в его армии высокообразованных людей, способных занять офицерские должности. Брут и Гораций могли сблизиться также на почве общих интересов и личных симпатий. «Первым я Рима мужам на войне полюбился и дома», — писал позднее Гораций, явно намекая на лидера республиканцев[174]. По словам Плутарха, Брута «за его нравственную высоту ценил народ, любили друзья, уважала знать, и даже враги не питали к нему ненависти, ибо он был на редкость мягок и великодушен, неподвластен ни гневу, ни наслаждению, ни алчности и с непреклонною твердостью держался своего мнения, отстаивая добро и справедливость. Всего более, однако, славе и влиянию Брута способствовала вера в чистоту его намерений»[175]. Кроме того, Брут прославился как отличный оратор, неплохой прозаик и поэт[176], а молодой Гораций был прекрасно образован и весьма начитан.

Итак, будущий поэт вступил в формирующуюся армию Брута и, возможно, на протяжении следующих двух лет (с сентября 44 по октябрь 42 года до н. э.) входил в ближайшее окружение своего нового покровителя. Позднее он с грустью напишет:

Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью[177].

Светоний указывает, что Гораций не сразу был назначен военным трибуном, а только после того, как «дослужился» (или «заслужил»). На каком этапе войны это произошло, и за какие заслуги он получил звание — неизвестно.

Что же представляла собой римская армия в середине I века до н. э.?

Основой армии был легион, формировавшийся из тяжеловооруженной пехоты. Численность легиона в различные периоды римской истории колебалась. Обычно легион состоял из десяти когорт, каждая из которых делилась на три манипулы, а манипула, в свою очередь, на две центурии, примерно по сотне (или по 80) человек в каждой. Таким образом, в состав легиона входило около пяти или шести тысяч человек, однако легион Цезаря, например, насчитывал не более трех-четырех тысяч.