Ельцин очень воодушевился, когда я описал предложение о партнерстве. Русские очень нервничали по поводу НАТО накануне нашего визита. <…> Он назвал идею Партнерства «гениальным ходом», заявив, что это ослабит натянутость в отношениях России с восточноевропейцами на фоне их стремления вступить в НАТО… «Это действительно прекрасная идея, действительно замечательная, – возбужденно говорил Ельцин. – Скажи Биллу, что я в восторге от этого блестящего шага». Если оглянуться назад, становится ясно, что его энтузиазм основывался на ошибочном предположении, будто «Партнерство ради мира» не приведет к возможному расширению НАТО[330]
.Однако уже через несколько месяцев и российским чиновникам, и Ельцину стало ясно, что либо они неправильно поняли, либо их ввели в заблуждение. Министр иностранных дел Козырев в 1994 году приложил максимум усилий, чтобы добиться возрождения Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе вместо расширения НАТО[331]
. Но во второй половине 1994 года Соединенные Штаты активизировали свои усилия по обеспечению поддержки расширения альянса [Goldgeier 1999: 71–75]. Москва отреагировала раздраженно. На встрече глав европейских государств в Будапеште в декабре 1994 года Ельцин и Козырев гневно осудили расширение НАТО и отказались дать согласие на «Партнерство ради мира» [Goldgeier 1999: 85–87]. На встрече Клинтона и Ельцина в Москве в мае 1995 года риторический накал утих, но окончательного соглашения достигнуто так и не было, поскольку «Клинтон и Ельцин сошлись на том, что они расходятся во мнениях по вопросу о расширении альянса», а Клинтон отверг требования Ельцина о существенной отсрочке приема новых членов в НАТО [Goldgeier 1999: 92, 93]. Хотя Клинтон думал, что убедил на этом саммите Ельцина присоединиться к «Партнерству ради мира» [Goldgeier 1999: 93], только в декабре 1996 года преемник Козырева Е. М. Примаков согласился присоединиться к партнерству с НАТО, и даже после этого Россия участвовала в нем лишь в ограниченном объеме.Учитывая этот узел противоречий, в течение 1994–1995 годов Ельцину становилось все труднее согласовывать с реальностью свое прежнее представление о дружественных и доброжелательных отношениях между США и Россией. После встречи на высшем уровне с Клинтоном в сентябре 1994 года Ельцин заявил: «В моей стране есть люди, хотя их мало, которые говорят, что наши отношения с США временны и что эра конфронтации вернется. Но я хотел бы сказать, что мы никогда не воевали с США, и я верю и могу сказать как президент России, что мы никогда не будем воевать с США»[332]
. К декабрю Ельцин был уже менее оптимистичен, предупреждая о «холодном мире» вместо холодной войны[333]. Весной 1995 года министр иностранных дел Козырев объявил, что в американо-российских отношениях «медовый месяц закончился»[334].Конечно, Ельцин очень часто положительно оценивал результаты своих встреч с лидерами процветающих демократий. На своих пресс-конференциях и в обеденных тостах на саммитах он откровенно перечислял сохраняющиеся разногласия и нередко строго отчитывал своих западных коллег за недостатки их политики. Но он говорил и о прогрессе, достигнутом в ходе обсуждений, о взаимопонимании в отношении позиций друг друга. Он часто восторженно отзывался о личных отношениях с ними. Это было важным компонентом его стратегии поддержания авторитета. Если бы он не сумел добиться конкретных положительных результатов по таким вопросам, как Югославия, НАТО, торговля и т. д., он мог бы, по крайней мере, рассчитывать на будущий прогресс, вытекающий из сохранения им тесных личных отношений с западными лидерами. Это, вероятно, объясняет то, что он постоянно упоминал «своего друга Билла», «своего друга Гельмута», а позже даже «своего друга Рю», японского лидера, с которым он встретился впервые. Так, в январе 1996 года после часового телефонного разговора с Клинтоном Ельцин провозгласил «второй медовый месяц» в отношениях между США и Россией, гордо заявив: «Я остался верен своему другу, а он – мне»[335]
. Логичный посыл. Россия и Запад могут быть как никогда далеки друг от друга по разделяющим их вопросам, но Борис Николаевич все еще может рассматривать это как разногласия между близкими друзьями и может рассчитывать на преодоление таких разногласий в будущем[336].