Тем не менее Ельцин сопротивлялся этнизации в риторике национального строительства. Так, призывая к единству применительно к политике в отношении Чечни, он заявил, что там умирают граждане России, независимо от их национальности[325]
. Кроме того, Ельцин, говоря об обязанностях граждан, подтвердил демократические принципы свободы слова и печати. Его антифашистский указ был явно нацелен на радикальных националистов, готовых вывести ополченцев на улицы, а не на Зюгановых, Бабуриных и других, которые выражали свое несогласие в рамках законных политических институтов, созданных Конституцией декабря 1993 года.Подводя итоги, можно сказать, что после декабря 1993 года Ельцин пересмотрел свои приоритеты и политические стратегии. Но переход от строителя системы к системному менеджеру не избавил его от необходимости иметь дело с противоречиями, заложенными в эту систему правления.
Системный менеджер как государственный деятель
Прозападная внешняя политика Ельцина образца 1992 года подвергалась критике, что подвигло российского президента задуматься о возможности синтеза прозападной, либеральной международной политики с мерами, направленными на продвижение и защиту национальных интересов России как «великой державы». Однако после думских выборов 1993 года он почувствовал необходимость еще более чутко реагировать на очевидные неудачи и недочеты на международной арене. В 1994 году Ельцин был уже не столько напористым лидером, наводящим мосты с Западом, сколько менеджером, защищающим фрагментированную и часто непоследовательную внешнюю политику. Изначально он возлагал на свою прозападную внешнюю политику неоправданно высокие надежды. Позже он вознамерился взять лучшее из двух подходов. К 1994 году западные державы действовали совсем не так, как обещал ранее Ельцин. Оппоненты, во главе с возглавляемой В. В. Жириновским Либерально-демократической партией России и Коммунистической партией Российской Федерации, господствовавшие в новоизбранной Думе, обрушились на Ельцина с критикой за якобы заискивание перед Западом в целом и США в частности.
Ельцин ради укрепления своего авторитета создавал нереалистичные ожидания. Теперь, в свете критики его политических решений в сочетании с личной изоляцией и не приносящими пользы международными событиями, его оптимистичный образ «брачного союза» России и Запада стал казаться и менее желательным, и менее осуществимым. В результате Ельцин как государственный деятель занял оборонительную позицию, изо всех сил пытаясь не только справиться с противоречиями между ожиданиями и реальностью, но и защитить свой политический авторитет как эффективного деятеля во внешней политике.
Ельцин на всем протяжении своего пребывания на посту президента Российской Федерации искал помощи Запада для финансирования переходного периода. В первые годы Москва возлагала большие надежды на то, что богатые демократии предоставят ей огромные суммы, как в знак признательности за антикоммунистические взгляды правительства Ельцина, так и из опасения того, что может прийти ему на смену. Вскоре стало очевидно, что эти надежды не оправдались, и после этого началась «игра» на западной боязни российского реваншизма с целью побудить к предоставлению любых кредитов, займов, гарантий и политических уступок, в необходимости которых можно было Запад убедить или которые можно было выпросить. Джерри Хаф в своем исследовании показал, как Ельцин и его правительство сыграли на увязывании Западом политического выживания Ельцина с продолжением так называемых реформ. Риторические выпады против оппонентов Ельцина в России и разговоры о предполагаемых угрозах «реформам» часто совпадали с моментами, когда Международный валютный фонд рассматривал вопрос о предоставлении новых займов. Эти займы, утверждает Хаф, в основном использовались для выплаты заработной платы рабочим в государственном секторе экономики, чтобы таким образом предотвратить потенциально возможные общественные волнения [Hough 2001].
Клинтон и Ельцин встретились в Москве в январе 1994 года. На совместной пресс-конференции Ельцин, хотя и был полон оптимизма и энтузиазма, озвучил длинный список беспокоивших Россию недостатков США как партнера в международных делах, пожаловался на дискриминационные торговые ограничения и обращение с русскими в странах Балтии (он говорил, что не должно быть двойных стандартов, будь то Гаити или Прибалтика)[326]
. После саммита, провозглашая на обеде тост в честь Клинтона, Ельцин дополнил обширный перечень этих жалоб, обозначив раздражение и нетерпение по отношению к своему американскому партнеру и выразившись в том смысле, что Соединенные Штаты не вносят свой вклад в помощь России[327].