Горбачев и Ельцин как лидеры

Это хорошо согласуется с выводами масштабного исследования Ричарда Неда Лебоу, посвященного вступлению великих держав в кризис в XIX и XX столетиях [Lebow 1981]. Лебоу обнаружил, что в тот момент, когда угроза радикальных изменений в международной политике совпадает с угрозой стабильности режима или существующей власти, порог принятия риска резко снижается, равно как и порог принятия желаемого за действительное. Этот аргумент согласуется с доводами обширной теоретической литературы по психологии принятия риска, где показано, что принятие риска возрастает перед лицом угрозы потерь больше, чем перед лицом возможностей получения выгоды [Vertzberger 1998:36–37]. Более того, выводы Лебоу предполагают наличие исключительного стимула для принятия риска и принятия желаемого за действительное: это угроза двойной потери — совпадение внешней угрозы государственным интересам и внутренней угрозы стабильности режима или существующей власти. Применяя такой подход к Хрущеву, Брежневу, Горбачеву и Ельцину, мы можем найти параллели, помогающие лучше объяснить выбор времени вторжения в Чечню.

Советское и постсоветское

Если сравнить годы Хрущева у власти, правление Брежнева и Горбачева, мы обнаружим закономерность, поразительно похожую на ту, что наблюдалась при Ельцине. Во всех четырех случаях мы окажемся свидетелями аналогичных актов инициирования кризиса или войны на поздней стадии пребывания лидера у власти: кубинский ракетный кризис 1962 года; вторжение в Афганистан в декабре 1979 года; применение военной силы в Вильнюсе и Риге в январе 1991 года[345], и вторжение в Чечню в декабре 1994 года.

Во всех четырех случаях мы видим лидера, укрепившего свой авторитет с помощью амбициозной программы, которая обещала гораздо больше, чем могла дать. Во всех четырех случаях акт насилия произошел вскоре после того, как стала очевидной неработоспособность программы лидера. Во всех четырех случаях развязывание войны или кризис произошли в то время, когда лидер внезапно столкнулся с необходимостью предотвратить или противодействовать как раз тому, чего он обещал не допустить: неминуемому вызову фундаментальным интересам государства.

В случае с Хрущевым в течение двенадцати месяцев, предшествовавших октябрьскому кризису 1962 года, Соединенные Штаты демонстрировали неполноценность советской стратегии и выражали решимость этим воспользоваться. Эти откровения и американская политика подорвали доверие оптимистическим заявлениям Хрущева о том, что соотношение сил решительно сдвигается в пользу социализма. С советской точки зрения администрация Кеннеди пошла на решительное изменение баланса сил. Кубинская авантюра Хрущева была задумана для того, чтобы противодействовать вызову, брошенному Америкой[346].

Вторая половина 1979 года охарактеризовалась аналогичными последствиями для советских интересов. Договор о контроле над вооружениями ОСВ-2, казалось, был обречен на поражение в Конгрессе США. Кризис, связанный с появлением на Кубе бригадной группы советских войск (в августе), и незаинтересованность Америки в предоставлении Москве режима «наибольшего благоприятствования», несмотря на рекордный уровень эмиграции из СССР в том году, в очередной раз навели советских лидеров на мысль, что в американской политике вновь доминируют силы, противоборствующие разрядке. Хуже того, все это совпало с продолжавшимся уже год сближением между США и Китаем, быстро приобретавшим масштабы военного союза против СССР. Всего за несколько дней до того, как было принято решение о вторжении в Афганистан, НАТО объявило о своем намерении приступить к развертыванию американских «Першинг-2» и крылатых ракет в ответ на развертывание СССР SS-20s в 1977 году. Настроения в советском политическом истеблишменте, которые во время своей поездки в Москву в декабре 1979 года ощутил Роберт Легволд, сводились к тому, что настала пора «показать американцам» [Legvoid 1980: 82].

Горбачев в 1990 году столкнулся с последствиями своей противоречивой политики, поскольку центробежные силы внутри СССР значительно усилились. Декларации о суверенитете, принятые несколькими республиками, стали предвестниками сепаратизма и отделения. В частности, прибалтийские республики уже настаивали на полной своей независимости. Обещание Горбачева создать «обновленный Союз» с сильными республиками и сильным центром столкнулось с серьезным противодействием. В январе 1991 года армия применила силу в Вильнюсе и Риге.

В этом плане время вторжения в Чечню было выбрано сходным образом. Провозгласив, что 1994 год станет годом укрепления Российского государства, притом что остальные его внутренние и внешнеполитические программы столкнулись с серьезными проблемами, Ельцин аналогичным образом отреагировал на угрозу со стороны Грозного, с решимостью продемонстрировав, что он способен усилить государственную власть на всей территории России и тем самым выполнить обещания, связанные с его резервной стратегией сохранения власти.