Горбачев и Ельцин как лидеры

Горбачев также постарался легитимизировать создание правовой культуры, которая деперсонализировала бы государственные правовые институты и тем самым обеспечила бы основу для устойчивых ожиданий перемен к лучшему в отношении защиты личности и частной собственности. Он призвал к принятию нового гражданского правового кодекса, формированию более независимой судебной системы, передаче власти от партийных органов к Советам всех уровней и преобразованию Советов в парламентские институты, создающие законы, обязательные для всех. Это были лишь некоторые из компонентов его декларируемой приверженности «правовому государству», призванному заменить произвол партийных чиновников прежней системы. Конечно, построение законности и привитие гражданам правосознания – долгосрочные процессы. Но Горбачев начал свой путь с легитимизации предсказуемой процедурной альтернативы произвольному, персоналистическому управлению и с прекращения доминирования в правовой сфере партийных органов.

Подобным же образом Горбачев стремился изменить культуру международных отношений. Он ополчился против доминирующей «реалистичной» парадигмы, которая подчеркивала необходимость военной силы, «образ врага», готовность к наихудшему исходу, необходимость накапливания оружия и менталитет «двух лагерей», определяя соревнование сверхдержав как конфронтационную игру с нулевым результатом. Вместо этого Горбачев оправдывал свою уступчивую внешнюю политику тем, что предлагал идеалистическое видение международной политики, ставящей целью преобразовать имидж СССР в образ партнера для решения общечеловеческих проблем. Похоже, он был убежден, что такая трансформация представлений о противнике является предпосылкой для прекращения холодной войны и что прекращение холодной войны может обусловить создание такого международного климата, который необходим для поддержки внутренних преобразований в СССР. Таким образом, «новое мышление» было нацелено как на отечественную, так и на зарубежную аудиторию. В обоих случаях целью было изменение идей, образа мыслей; в обоих случаях цель состояла в том, чтобы разрушить старый образ мышления и привить новый.

Таким образом, исходя из его собственных целей, Горбачев преуспел в делегитимизации привычного подхода к политической жизни внутри страны и за рубежом, а также враждебности к демократической политике и международному порядку, сложившемуся после холодной войны. На деле такое изменение может быть важнейшей основой для его притязаний на роль трансформационного лидера.

Теперь перейдем от трансформационной стратегии Горбачева к политической тактике, которую он использовал, чтобы сделать эту трансформацию мирной и эволюционной. Рекомендации для этого можно найти в обильной литературе, посвященной переходу к демократии. Приведенные в ней рецепты не во всем применимы к случаю ленинистской многонациональной империи, но дают пищу для размышлений о тактике мирного политического перехода. Можно судить о лидерстве Горбачева по этим стандартам. Если он потерпел неудачу, несмотря на использование такой тактики, то причина этого скорее заключается в неприменимости его стратегии в целом к советским условиям, чем в неуместности его политической тактики. Кроме того, поскольку первоочередной задачей Горбачева внутри страны была политическая реформа и трансформация, есть смысл рассматривать его как лидера, пытавшегося осуществить переход к демократии, и оценивать его по стандартам лидерства, описанным в литературе.

Тактика Горбачева и переход к демократии

Западные исследователи в своем изучении перехода к демократии прошли несколько этапов. Первое поколение этой литературы рассматривало демократизацию как процесс, успех которого зависит от социальных, культурных и экономических предпосылок. Лидерству уделялось мало или вообще никакого внимания; косвенно его изучение считалось безнадежным занятием в отсутствие социально-экономических и культурных предпосылок. Более свежая литература, напротив, в гораздо меньшей степени детерминистична и пессимистична. В ней оптимизм и волюнтаризм (чрезмерный, как сказали бы некоторые) основываются на пересмотре исторического опыта Западной Европы и на наблюдении за недавними успешными переходами к демократии стран Южной Европы, Латинской Америки и Восточной Азии[423].