Горбачев и Ельцин как лидеры

Одним из результатов такого стиля работы стало то, что идеологические или профессиональные группировки в президентской администрации пришли к соглашению для взаимной защиты от ненадежности работы под руководством непредсказуемого «командира». Еще одним результатом общей атмосферы всеобщей неуверенности и незащищенности стала широко распространенная и глубоко укоренившаяся коррупция в президентской администрации и в отдельных частях исполнительной власти. Многие чиновники просто не могли устоять перед искушением набить себе карманы, пока есть такая возможность. Почему бы и нет? Они жили в постоянной неуверенности относительно того, что именно нужно делать, чтобы выполнить возложенные на них задачи. Они в равной степени не были уверены в том, как долго они сохранят свою работу, независимо от ее результатов. Они оказались в привилегированном положении, дававшем множество возможностей использования государственной должности для извлечения частной материальной выгоды, и знали, что никогда не смогут так роскошествовать – или избежать уголовного преследования – вне правительства. В общем, вместо того чтобы порождать здоровую конкуренцию, подход Ельцина к управлению президентской и исполнительной ветвями власти неплохо защищал его личную власть от брошенных ей вызовов и мало способствовал созданию институциональной и политической поддержки для рационального принятия решений[453].

Видимо, Ельцин не замечал противоречий между своим стилем работы и требованиями административной надежности. Иными словами, он не осознавал, что его персонализм на самом деле увеличивает возможности чиновников среднего звена саботировать его политику. Расплывчатые президентские указы, которые либо принимались в обход парламента, либо нарушали конституцию, производили двойной эффект: оставляли толкование на усмотрение бюрократов и подрывали доверие к парламенту как к силе, контролирующей или дисциплинирующей бюрократию. В результате бюрократы получали как интеллектуальное, так и политическое пространство для игнорирования или переосмысления указов в своих интересах[454].

Ельцин понимал общее направление, в котором он хотел продвигать страну, но когда дело доходило до разработки комплексных программ, позволяющих закрепить его завоевания посредством укрепления государства, он терпел неудачу. Некоторые мемуаристы (как, например, один из его иностранных советников) критикуют Ельцина за то, что у него якобы отсутствовала политическая стратегия или философия трансформации [Попцов 1997: 431; Костиков 1997: 300–301, 323–324; Aslund 1995: 91]. Другие указывают на его личностные качества как на источник регулярных депрессий или нерешительности, что заставляло его растрачивать свои политические активы [Гайдар 1996:106–107,310-314; Костиков 1997:141–142,168-169,174; Коржаков 1997: 315]. Каким бы ни был источник его политических решений, последствия для реализации его консолидированных целей оказались негативными.

Успехи и поражения: плюсы, минусы и смягчающие обстоятельства

Ельцин наиболее успешно сочетал созидание с разрушением, уравновешивал трансформацию с сохранением идентичности и стабильностью и нейтрализовал силы реакции в трех сферах: отношения Восток – Запад, отношения с ближним зарубежьем и строительство российской нации. В сложной международной обстановке ему удавалось защитить сочетание либерального интернационализма и Realpolitik, позволявшее России «поигрывать мускулами», одновременно признавая свою слабость и находя новые союзы за рубежом, чтобы ее компенсировать. В сложном внутриполитическом контексте Ельцин выступал за сочетание патриотизма, этнической гордости и либерального национализма, отвергая крайние альтернативы, предлагаемые «красно-коричневой» коалицией. Во всех этих сферах он также помогал создавать институты, способные поддерживать либеральную ориентацию в долгосрочной перспективе. Таким образом, его успехи относились как к организационной, так и к культурной области и обещали устойчивость.