Например, стратегия Горбачева по постепенному увеличению возможностей для частной коммерческой деятельности, при этом оставлявшая такую деятельность в полулегитимном положении и под жесткими нормативными ограничениями, дала возможность коррумпированным чиновникам и организованной преступности вымогать деньги у мелких предприятий, а в конечном итоге контролировать зарождающийся мелкий частный сектор и не допускать возникновения действительно конкурентного рынка. Более того, отказ Горбачева от макроэкономической стабилизации путем либерализации контроля над ценами заставил его занимать деньги за границей и отчаянно тратить их на противодействие дисбалансу в экономике, что усугубляло скрытую инфляцию, нехватку товаров и серьезный дефицит бюджета. К середине 1990 года в Москве практически опустели полки продовольственных магазинов, тогда как у людей имелась недавно обретенная свобода громко жаловаться и мстить на выборах за сложившуюся ситуацию партийным чиновникам[106]
.Это указывает на еще одно противоречие. Горбачев, в соответствии с марксистской традицией, видел в советском социализме систему, которую возможно спасти. Он обещал реализовать потенциал этой системы, продемонстрировав, что внутри советского общества скрыто «хорошее» общество («социалистическая демократия»). Для этого ему необходимо было мобилизовать «человеческий фактор» – молодых, образованных и идеалистически настроенных людей – путем снятия оков, наложенных на них коррумпированным партийным аппаратом. Как и Хрущев ранее, Горбачев утверждал, что ядром руководства будущего социалистического общества станут партийные активисты, а не партийные бюрократы. Они будут подавать пример и способствовать проявлению в людях лучшего. Горбачев утверждал, что культурная трансформация станет плодом убеждения и вдохновения и что путем к этой цели является сознательная мобилизация населения под руководством самых лучших и самых ярких партийных активистов. В противоположность этому, регулирующие институты и системы стимулов, типичные для высококонкурентных капиталистических обществ, основывались на предположении, что человеческие существа могут быть мотивированы только принуждением и жадностью, что человеческая природа в конечном итоге эгоистична и несправедлива и что дисциплина должна налагаться извне. Программа же Горбачева была основана на предпосылке, что люди в социалистическом обществе, если их должным образом вдохновлять, по сути своей милосердны и склонны к коллективизму.
Столь оптимистичный взгляд может быть по своей сути реалистичным или не очень, но это к делу не относится. В случае с Советским Союзом ясно, что реализация такого видения требовала как времени, так и улучшения материальных условий повседневной жизни людей. Однако Горбачев обнаружил, что у него в распоряжении имеется крайне мало «политического времени». Он не мог продемонстрировать коллективистский потенциал, скрытый в советских гражданах (если он и был), в короткие сроки, а на фоне противоречий в его экономической политике материальные условия ухудшались. Таким образом, многие советские граждане, озабоченные материальными проблемами и получившие свободу слова благодаря гласности, превратились в скептиков и / или критиков, быстро утратив веру в перестройку, и стали яростными противниками советских руководителей в Москве. Горбачев едва ли мог в 1990–1991 годах восстановить свой авторитет, обращаясь к этой мобилизованной оппозиции (типа движения «ДемРоссия») как к примеру новых социалистических граждан, поскольку они уже отвергали его как лидера недостаточно радикального.