Горбачев и Ельцин как лидеры

В 1988–1989 годах противоречия в горбачевской программе перестройки стали очевидными. Его стратегия предоставления чиновническому классу места в новом устройстве путем постепенной передачи полномочий от исполнительных органов партии к советским законодательным органам, являясь благом для демократии, в то же время создала ситуацию, в которой партийные и государственные должностные лица получили как стимул, так и возможность вместо этого «украсть государство»: приватизировать и похитить имущество своих учреждений и тем самым способствовать краху государственного управления, который становился все более неминуемым на протяжении 1990 года [Solnick 1998]. Подобным же образом и его стратегия по предоставлению чиновникам возможности стать бизнесменами, наделив их долей в новом устройстве, также дала им возможность использовать сохраняющуюся официальную власть для монополизации деловой активности в зарождающемся частном секторе, в который они начали входить.

Гласность вскрыла противоречия между ленинизмом и либерализмом. Горбачев попытался расширить функции гласности от ограниченной роли «прожектора перестройки», то есть от выборочного разоблачения некомпетентности и правонарушений должностных лиц, до более обширной и системной критики. Но он старался делать это постепенно, чтобы умеренные на обоих концах политического спектра не перешли в ряды экстремистов. Действительно, в течение 1987–1988 годов, все более ослабляя оковы цензуры, он также старался не допускать, чтобы редакторы журналов и газет заходили слишком далеко, пытался найти баланс между старым и новым в своих публичных заявлениях и поддерживать фикцию существования некоей «правильной линии партии», которой должны были подчиняться представители режима[103].

Все это было легче сказать, чем сделать. В 1988–1989 годах радикальные силы из числа культурной интеллигенции, журналистов и ученых выступали со все более смелой и системной критикой, причем делали это на тех самых публичных аренах, которые Горбачев для них создал[104]. Если Горбачев был готов критиковать Сталина, то они были готовы критиковать и Ленина. Если Горбачев был готов осудить коррумпированность различных чиновников и партийных аппаратчиков за то, что они действовали как «тормоз» перестройки [Горбачев 1987: 97–98], то радикалы осмеливались утверждать, что проблема заключается в самой однопартийной системе, где сама власть создает и защищает коррумпированных чиновников как класс, и систему эту невозможно реформировать. Если Горбачев выступал за далеко идущий, но лишь частичный пересмотр преступлений, имевших место в советской истории, то радикалы настаивали на полном пересмотре этой истории. Если Горбачев был готов ввести парламентские выборы, то радикалы призывали к публичным выборам президента и к отказу от ограничительных процедур выдвижения кандидатов, применявшихся во время первых парламентских выборов. Горбачев хотел сохранить за собой возможность модулировать свободу выражения – как для защиты своей власти, так и для регулирования процесса трансформации, чтобы сохранить его мирный характер. Радикалы хотели абсолютной свободы слова. В результате темпы радикализации активной, мобилизованной общественности в 1989–1990 годах явно опережали стратегию Горбачева по поддержанию баланса между «умеренными правыми» и «умеренными левыми», хотя он сохранял при этом за собой неизменную политическую роль гаранта равновесия между этими двумя полюсами[105].

В экономической политике Горбачев действовал осторожно, принимая полумеры, которые только усугубляли противоречия. Он сокращал полномочия министерств и центральных плановиков, но двигался медленно в деле строительства рыночных институтов, демонополизации экономики и либерализации цен (или полностью избегал этого). Следствием стало то, что к 1989–1990 годам способность командной системы координировать обменные отношения внутри экономики была подорвана, а рыночная экономика в качестве замены еще не была создана. Возможно, Горбачев полагал, что открытие экономики для мирового рынка, к которому он приступил посредством своего беспрецедентного закона о совместных предприятиях от января 1987 года, компенсирует эти недостатки. Но для этого требовалось время, равно как и дальнейшее ослабление ограничений для совместных предприятий. В краткосрочной перспективе это поставило экономику в худшее положение из возможных, оставив ее страдать от крайнего дисбаланса и отсутствия координации.