Горбачев и Ельцин как лидеры

Подобным же образом, но с совершенно другими целями и с гораздо большей актуальностью, Горбачев утверждал, что современный мир становится настолько взаимозависимым и опасным, что все разумные люди должны признать необходимость антимилитаристского, основанного на сотрудничестве мирового порядка. Он также говорил о том, что в результате уступчивой советской внешней политики международное общественное мнение и (соответственно) лидеры правительств основных развитых стран мира признают моральную силу СССР и будут относиться к нему как к ведущей державе в формирующемся мировом порядке. Основывая свою внешнюю политику на этом прогнозе, Горбачев должен был искать доказательства того, что потенциал, который он так громко разрекламировал, действительно реализуется. Ему приходилось беспокоиться о том, как показать, что его уступчивое поведение на самом деле помогает трансформировать противника (лишив его «образа врага») и реализовать потенциал нового мирового порядка, заложенный в факте глобальной взаимозависимости. (Насколько я понимаю, этот императив сохранения авторитета отчасти обусловил его позу победителя на саммите в Вашингтоне в декабре 1987 года.) Таким образом, доверие к стратегии Горбачева по укреплению авторитета во внешней политике оставалось в зависимости от поведения властей Соединенных Штатов и от событий (в Афганистане, Европе, США и других регионах), в значительной степени находившихся вне его контроля.

К несчастью для Горбачева, он не смог продемонстрировать реализацию этого потенциала, не считая готовности Рональда Рейгана и Джорджа Буша пойти на сделки, предполагавшие максимальное принятие Советским Союзом условий США. Горбачев также не мог утверждать, что Соединенные Штаты отвечают взаимностью на его идеалистический, самоотверженный интернационализм. Вторжение США в Панаму в 1989 году, конфронтация (1990) и война (1991) в Персидском заливе хотя и не угрожали национальной безопасности СССР, но послужили источником аргументов в пользу того, что политика США вообще не меняется, что движущей силой США во внешней политике остается Realpolitik, что основным инструментом американской внешней политики по-прежнему остается военная сила и что целью США является однополярный мир, а не система коллективной безопасности Востока и Запада. Война в Персидском заливе продемонстрировала это противоречие в действии. С одной стороны, Горбачев допустил и одобрил использование военной силы против Саддама Хусейна, если иракский лидер не выведет свои войска из Кувейта. С другой стороны, он отчаянно старался избежать войны, пытаясь до последнего момента посредничать в конфликте между Вашингтоном и Багдадом. Результатом политической дилеммы, в которой он оказался, стало то, что советский лидер «самоустранился», когда президент Буш выразил раздражение по поводу советских усилий и начал наземное наступление на Ирак[108].

Еще одна уязвимость нового мышления проявилась в 1989 году в Восточной Европе. Горбачев предполагал, что после того, как Советский Союз и социалистические государства Восточной Европы трансформируются в социалистические демократии и будут стремиться к разрядке напряженности совместно с Западной Европой и США и при всесторонней поддержке Советского Союза, в конечном итоге сможет возникнуть общеевропейская система безопасности. С этой целью он даже призывал реформистские силы в Восточной Европе уверенно выступать против неуступчивых коммунистических элит в надежде, что это приведет к построению социалистических демократий, а не к революционному ниспровержению всего политического строя. Подобно тому как Горбачев полагал, что в межреспубликанских отношениях внутри СССР можно достичь демократического и межнационального равновесия, он также считал, что подобного равновесия можно добиться и в Восточной Европе. Оба его предположения оказались иллюзорными. Альтернативой государственному социализму в Восточной Европе была не социалистическая демократия и внешняя политика на основе в равной мере дружественных отношений с Востоком и Западом. Скорее альтернативой ему был либо реваншистский национализм, либо либеральная демократия и попытка объединиться с Западной Европой за счет разрыва отношений с СССР. Поиск Горбачевым стабильного равновесия был сорван каскадом революций, направленных как против правления коммунистических партий, так и против союза с СССР.