Ельцин, напротив, играл поляризующую роль, поощряя и собирая вокруг себя те самые антисистемные силы, которые Горбачев пытался сдерживать. Чем более Ельцин преуспевал в укреплении своего авторитета, объединяя силы радикального максимализма, тем более трудной и, вероятно, невыполнимой становилась задача Горбачева. В целом Ельцин строил свой авторитет на платформе, которая в случае успеха сделала бы менее вероятным, что Горбачеву удастся вернуть политический авторитет себе. И Хрущев, и Брежнев оказывались в позиции политической обороны и стремились вернуть себе власть, изменив свои программы. Оба они сталкивались с внутрипартийными скептиками и сдержанными критиками, задававшимися вопросом, отличаются ли их нынешние инициативы большей исполнимостью, чем прежние. Но ситуация Горбачева была уникальной именно потому, что он сделал советскую политику открытой для публичного политического соревнования. Теперь он столкнулся с открытой политической борьбой, отмеченной участием мобилизованных массовых групп, в том числе антикоммунистических общественных сил и явной контрэлиты. Это уже не было «ленинской политикой», но вариантом конкурентной политики, имеющим свою собственную логику укрепления и поддержания авторитета и свои собственные этапы развития. Стадия упадка Горбачева совпадала со стадией политической преемственности Ельцина, во время которой последний стремился укрепить новую политическую базу.
Ельцин неуклонно занимал все более заметное место на новой общественной арене. В рамках Съезда народных депутатов СССР он получил трибуну для выступлений, которые первоначально транслировались по телевидению для общенациональной аудитории. Он был избран членом определяющего политику Верховного Совета, пленумы которого собирались на постоянной основе. В Верховном Совете он стал видным членом межрегиональной группы депутатов, возглавляемой сначала выдающимся физиком и демократом-диссидентом А. Д. Сахаровым, а затем, после внезапной кончины Сахарова в декабре 1989 года, самим Ельциным. В марте 1990 года Ельцин победил на свободных выборах в только что созданный парламент РСФСР и стал членом ее Верховного Совета. Месяц спустя, в мае 1990 года, он выиграл напряженную схватку за председательство в Верховном Совете. В июле 1990 года на XXVIII съезде КПСС он объявил, что сдает свой партийный билет, после чего демонстративно прошел к выходу. В марте 1991 года, используя свою должность председателя Верховного Совета, он организовал публичный референдум, на котором было одобрено учреждение должности российского президентства, свободно избираемого гражданами России. Три месяца спустя он безоговорочно победил на выборах. Таким образом, попытки Горбачева восстановить свое политическое положение осуществлялись в контексте, в котором восходящая политическая звезда, более радикальная, чем сам Горбачев, все более доминировала непосредственно на общественной арене, созданной Горбачевым для контроля общественной инициативы и уровня поляризации.
Ельцин в течение последних двух-трех лет правления Горбачева вел политическую игру на поляризацию. Что бы ни предлагал Горбачев во внутренней политике, Ельцин критиковал лидера партии за консерватизм и полумеры. Он поддерживал центробежные силы в союзных республиках, тогда как Горбачев пытался сдержать их, сочетая кнут и пряник. Он считал «центр» (то есть Кремль и советские власти в Москве) главным препятствием на пути к решительному переходу России к новому политическому и социально-экономическому порядку. Он инициировал «войну законов», оспаривая или блокируя применение всесоюзных законов на территории РСФСР. Он продвигал декларацию о суверенитете России и поддерживал другие республики, поступившие таким же образом. Он диктовал условия предлагаемого Союзного договора, переговоры по которому велись в течение 1990–1991 годов и который превращал СССР в конфедерацию в значительной степени независимых государств, оставляя центру незначительные полномочия, которые республики не желали уступать ему. Он встал на сторону шахтеров, внезапно начавших забастовки против ухудшения экономических условий (1989), а затем (1991) против Горбачева и коммунистического режима как такового, подтвердив законность их требований и воспользовавшись возможностью передать юрисдикцию над шахтами России. Он сказал представителям российских регионов, которые также заявляли о своем «суверенитете» по отношению к центральной власти в России: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить»[174]
.