Горбачев и Ельцин как лидеры

Чиновники, контролирующие процесс выдвижения кандидатов, изо всех сил пытались помешать Ельцину баллотироваться, а затем поддержали в качестве его соперника директора крупного автозавода. В печати они выступали против Ельцина с обвинениями как политического, так и личного характера. Ничего не вышло. Чем больше его очерняли, тем больше росли его популярность и авторитет. Ельцин выступил с программой, осуждающей коррупцию и привилегии, призывая к радикальной демократизации партии[172]. В конце концов он разгромил своего оппонента, набрав ошеломляющие 89,4 % голосов.

В какой-то момент, в конце 1988 или начале 1989 года, в результате личной переоценки Ельциным своей политической философии он пришел к выводу, который основатели либерально-демократической теории сделали сотни лет назад: демократизация требует передачи власти и авторитета от «королей» к «людям» [Bendix 1978]. В случае коммунистической системы в ее постсталинскую эпоху «королями» была партия, коллектив, светский вариант «божественного права». Если когда-то Ельцин искренне верил в право партии воплощать и выражать правду и законность, то теперь он передал эти полномочия другому сообществу – «народу». Если раньше партия говорила от лица народа, то теперь эта партия будет отвечать перед народом, а Ельцин будет его знаменосцем. Реформы Горбачева сделали это возможным. К удивлению и огорчению Горбачева, Ельцин ухватился за возможность вернуться в политику, то есть сделал именно то, чего, как Горбачев предупреждал, он никогда бы не допустил, и развернул эти новые арены против партии, а затем и против самого Горбачева. В то время как Горбачев рассматривал эти новые каналы (выборы и парламент) как расширение публичной арены, которое приведет к некоей форме демократического социализма, Ельцин рассматривал их как инструменты для разрушения власти партийного аппарата. Если новый политический язык при Горбачеве теперь обычно включал в себя сочетания социалистических и либерально-демократических принципов (например, «социалистический плюрализм» и «социалистический рынок»), то Ельцин использовал новые общественные платформы, чтобы отвергнуть эти формулировки как неработающие и предложить вместо них либерально-демократические и антисистемные доктрины. Для Ельцина была подготовлена почва для перехвата политической инициативы в тот самый момент, когда Горбачев по причинам, не связанным с его деятельностью, был вынужден перейти к политической обороне[173].

Упадок Горбачева, подъем Ельцина (1989–1991)

Наблюдатели сходятся во мнении, что 1989-й был годом, в течение которого Горбачев утратил контроль над общественными силами, высвобожденными его политикой гласности, перестройки и демократизации. То есть примерно в это время мобилизация антисистемных сил общественно-политическими организациями (такими как «Демократическая Россия» в России и этнонациональные народные фронты в других республиках) подталкивала к радикализации политики со скоростью, превышающей желательную для Горбачева и заданную им. Ранее Горбачев придерживался стратегии направления политики в сторону радикализации, стараясь при этом не допустить перехода умеренных в оппозицию. Теперь он оказался в ситуации, когда ему приходилось пытаться одновременно не отставать от быстро радикализующихся социальных сил (чтобы не потерять свою базу радикальных сторонников) и сдерживать их, насколько это возможно (чтобы не потерять умеренных). Как мы увидим, главным страхом Горбачева была необратимая поляризация. Это пугало его как гражданина, потому что он считал, что она предвещает социальную нестабильность; но это также должно было страшить его как политика, поскольку грозило лишить его влияния как политического деятеля. В числе его отличительных качеств как политика были тактические навыки служить связующим звеном между одним и другим крылом внутри коммунистической партии. Полная поляризация означала бы коллапс центра политического спектра, и в этом случае такая позиция была бы уже невозможна: эти крылья оказались бы слишком далеко друг от друга. Политическая роль, благодаря которой он укрепил свой авторитет, стала бы неактуальной.