Горбачев и Ельцин как лидеры

Безусловно, были силы радикальнее его. Но у основной части населения, которая в конце концов его поддержала, к 1988–1989 годам еще не развилось революционное сознание. Ельцин в понятной форме сформулировал для них то, что они чувствовали нутром. Он помог им объяснить точные причины их состояния. Он повысил их осознание того, что именно необходимо, чтобы положить конец их страданиям. И, что важно для человека, находящегося в центре внимания, своими последовательными политическими победами он показал, что мирные революционные изменения не только желательны и необходимы, но и возможны. Это отличало его от активистов некоторых общественных трибун, выдвигавших не менее радикальные предложения. Ельцин смог перебить ставки Горбачева, потому что делал это настойчиво и по всем внутренним вопросам без исключения[179], на многочисленных площадках и с явным намерением конкурировать с Горбачевым за лояльность населения (отрицал он таковое намерение или нет).

Мы уже были свидетелями того, как Ельцин победил Горбачева на транслировавшейся по телевидению конференции в июне 1988 года. Но эта конференция завершилась многочисленными речами, где Ельцина распекали за его инакомыслие, а руководство отклонило его просьбу о «прощении» партией. Из-за всего этого он впал в длительное уныние [Aron 2000: 249]. Тем не менее усвоивший уроки партийной конференции и поддержанный потоком сочувствующих писем и телеграмм Ельцин решил баллотироваться в новый парламент, Съезд народных депутатов, выборы в который должны были состояться в марте 1989 года. Интеллектуальные и эмоциональные травмы, которые он недавно перенес, в сочетании с перспективой политического соревнования, в котором он сможет свести счеты с противниками и восстановить свой авторитет, заставили его еще более поднять ставки в риторике. В своей предвыборной платформе, опубликованной в «Московской правде» 21 марта 1989 года[180], Ельцин призвал ко всеобъемлющей децентрализации власти с передачей полномочий всем, кто желает их получить: «народу», Советам, предприятиям, потенциальным землевладельцам и даже республикам. Хотя Ельцин еще не сформулировал внятной платформы, альтернативной существующей системе, он двигался в этом направлении. Эта платформа подразумевала (хотя и не говорила об этом явно), что «руководящая роль партии» в политической, экономической и культурной жизни страны подлежит отмене.

Подобным же образом на транслировавшемся по телевидению Первом съезде народных депутатов 31 мая 1989 года Горбачев назвал КПСС «гарантом демократии», тогда как Ельцин охарактеризовал партию как главное препятствие на пути демократии [Горшков и др. 1992:134]. Ельцин также требовал «предоставить больше политических прав, а также экономическую и финансовую самостоятельность <…> каждой союзной республике» и поддержал предложение одного из депутатов о том, чтобы в некоторых республиках было разрешено иметь два государственных языка [Горшков и др. 1992: 138]. В явно демагогической претензии на поддержку «маленького человека» Ельцин предположил, что годы правления Горбачева являются периодом «безделья»:

Уже на данном Съезде надо решить хотя бы один конкретный социальный вопрос, иначе люди нас не поймут. Допустим, установить бесплатное обеспечение лекарствами и проезд в городском транспорте для инвалидов и людей, живущих ниже черты бедности, решить пенсионный вопрос, хотя бы часть его [Горшков и др. 1992: 139].

Ельцин утверждал, что в одной сфере, однако, Горбачев сделал слишком много. Он сосредоточил слишком много власти в своих руках: «Мы можем вновь оказаться, сами того не заметив, в плену нового авторитарного режима, новой диктатуры». Ельцин предложил ежегодно проводить всенародный референдум по вопросу о доверии председателю Верховного Совета СССР [Горшков и др. 1992: 139].

Два месяца спустя в опубликованном интервью Ельцин прокомментировал, что съезд должен отменить статью 6 конституции (защищавшую монопольную роль коммунистической партии в политической системе), при этом власть будет осуществляться только органами, избираемыми народом [Горшков и др. 1992: 146]. В том же месяце он призвал к «резкому сокращению» КГБ, а Горбачев продолжал проявлять по этой теме сдержанность в публичных комментариях[181].