Горбун

Иногда сквозь щели моих жалюзи я видела в тенистом саду почившего Оссуны очень молодого синьора с благородным лицом и изящными немного женственными манерами. Однако этот господин не мог быть тем Шаверни, о ком ходили слухи. Дурнославный Шаверни после бурно проводимых ночей, скорее всего, пробуждался не раньше полудня, в то время как наблюдаемый мной маленький аристократ вел себя скромно. Он всегда гулял рано по утрам сразу после восхода. Сидел ли на садовой скамейке, лежал ли на траве, стоял ли, прислонясь к дереву, или прогуливался по аллеям, он неизменно держал перед собой раскрытую книгу. Словом, юноша, которого я видела, походил на прилежного студента, представляя полную противоположность тому, о котором шла молва. Или же эта молва была сущим вымыслом. Так или иначе, постоянно державший раскрытую книгу молодой господин мне очень понравился. Наверное, я в него влюбилась бы, если бы не была уже влюблена в Анри.

Как то, будто между делом, я спросила у Жана Мари:

– Что за книгу читает этот молодой человек на скамейке в саду?

– О, это трудно узнать, мадемуазель Аврора. Маркиз де Шаверни читает много и быстро. Каждый день у него новая книга.

– Почему ты решил, что это Шаверни?

– А это как раз совсем нетрудно. Ведь его знает весь Мадрид.

Итак, сомнения отпали. Белобрысый книголюб был маркизом де Шаверни».

«Однажды, когда я сидела у окна, ветер взъерошил створки моих жалюзи, и он меня заметил. Он продолжал читать, но взгляд его теперь то и дело отрывался от страницы и вопросительно устремлялся к окнам моей комнаты. Не знаю, как он вел себя в других местах, но в саду был сущим ангелом. Внезапно положив книгу на скамейку, он сорвал с грядки красную розу и бросил ее через ограду стеблем вперед, как копье, в мою сторону. Цветок упал у самого окна. В другой день я увидела из окна, как он идет по улице, неся сарбакан. Остановившись шагах в десяти от нашего дома и прицелившись, он очень ловко пустил стрелу. Пройдя сквозь щель между плоскими ребрами жалюзи, стрела упала на кровать. К хвосту была привязана записка. В ней говорилось, что он желает меня взять в жены, что готов за мной идти на край света, хоть в пекло, и что он ждет моего ответа. Он стоял у садовой ограды, щуря большие глаза и глядя с мольбой на мое окно.

Не скрою, дорогая матушка, мне стоило большого труда удержаться от того, чтобы бросить ему ответную записку. Однако запрет Анри оказался сильнее. Прижавшись к стене, я затаилась, чтобы Шаверни меня не видел. Маленький маркиз ждал очень долго и, наконец, утирая глаза, ушел. Он плакал! Бедный мальчик! Сердце мое сжалось. Но я выстояла.

Вечером того же дня в ожидании Анри я поднялась по винтовой лестнице на верхний ярус мавританской башни, пристроенной к нашему дому, и вышла на балкон.

Балкон выходил на перекресток большой улицы и узкого тенистого переулка. Сегодня Анри что то задерживался. Вдруг в темном переулке послышались негромкие мужские голоса. Я посмотрела в ту сторону и у стены противоположного дома сразу узнала Анри и маленького маркиза. Их поначалу спокойная беседа с каждой секундой становилась взнервленнее. Разгоралась ссора.

– Известно ли вам, с кем вы говорите, мой друг? – гордо взметнув подбородок, произнес Шаверни. – я кузен мсьё принца де Гонзаго.

При этих словах шпага Анри, словно по команде взметнулась из ножен. Шаверни тоже обнажил свой клинок и храбро стал в позу защиты. Назревавшая схватка мне показалась настолько нелепой, (силы были явно не равны), что я закричала:

– Анри! Анри! Опомнитесь! Перед вами мальчик!

Анри тут же опустил шпагу. Шаверни сделал то же. Прежде чем уйти маленький маркиз, помахав мне рукой, сказал:

– Надеюсь, мы еще с вами встретимся, синьорита!

Когда мгновение спустя Анри вошел в дом, я с трудом его узнала, – так внезапная тревога исказила его лицо. Он долго молча мерил шагами комнату.

– Аврора, – произнес он, наконец, срывающимся от волнения голосом. – Я вам не отец.

Это уже было мне известно, и я с нетерпением ждала, что он скажет дальше. Но он замолчал и вновь принялся ходить взад вперед, время от времени утирая лоб жабо своего рукава.

– Вы что-то хотели мне сказать? – мягко напомнила я.

Вместо ответа он вдруг задал вопрос.

– Вы знакомы с этим молодым господином?

– Нет, мой друг, не знакома, – отвечая, я, должно быть, покраснела, тем не менее, сказала правду.

Анри опять немного помолчал, потом сказал:

– Аврора, я ведь просил вас не открывать жалюзи, – и затем не без горечи прибавил, – поймите, это нужно не мне, это нужно вам.

Его последнее замечание меня рассердило.

– Разве я совершила какое-нибудь преступление, что постоянно должна от кого то или от чего-то скрываться?

Я поняла, что мои слова больно задели Анри. Закрыв лицо руками, он простонал:

– О о! Разумеется, рано или поздно это должно было произойти! Как мне теперь жить? Господи Всемогущий! Сжалься надо мной!

Я не поняла, что так взволновало моего друга, но, заметив, что причинила ему боль, расплакалась.

– Анри, единственный мой друг и защитник! Простите меня! Простите!