Горбун

Найгель крыльцо, вышли Навай, Таранн, Шуази, Носе, Альбрет, Жирон и все остальные. Каждый успел получить от принца устное порицание и материальное поощрение в виде конверта с новенькими акциями. Приятели, спустившись со ступенек, образовали тесный кружок.

– Господа! – обратился к своей компании Альбрет, слегка покосив глазами на кишевшую в саду толпу. – Известно ли вам, что у этого возомнившего себя коммерсантами быдла куры денег не клюют? Ручаюсь, что они прибыли сюда, нашпиговавшись золотыми от мелких карманов до чулок и ботинок! Если мы объединим наших «внучек» и разумно поведем дело, то весь рынок будет наш. Уже сегодня мы сорвем впечатляющий банк! у меня есть идея…

– Объединимся!

– Объединимся! – с готовностью отозвалась компания.

– А как же я? – прозвучал вдруг чей-то скрипучий, как несмазанная дверь голос. Показалось, что он раздался откуда-то из кармана здоровяка барона фон Батца.

Все обернулись. В двух шагах стоял горбун, подставив свой живой пюпитр продавцу фарфора. Тот продал лавку со всем имуществом за двенадцать клочков бумаги и был от счастья на седьмом небе.

– Проваливай к черту! – вздрогнул и попятился Навай. – что-то этого субъекта слишком много!

– Не лезь не в свое дело! – весьма грубо прибавил Жирон.

– Ваш покорный слуга, господа, – вежливо ответил горбун. – Однако я купил это место, так что сад принадлежит мне ничуть не меньше, чем вам.

– Кто бы мог подумать, – недоумевал Ориоль, – что этот демон, так заинтересовавший нас прошлой ночью, на самом деле – лишь жалкий ходячий пюпитр.

– Не только ходячий, но также все слышащий, понимающий, а в случае нужды, говорящий, прошу заметить, – со значением уточнил горбун.

Он улыбнулся, поклонился и вернулся к своему делу. Навай проводил его взглядом.

– Вчера этого дурачка я совершенно не опасался… – пробормотал он.

– Это потому, – шепотом пояснил Монтобер, – что вчера мы еще были относительно свободны. По крайней мере, имели возможность выбирать.

– Так в чем же твоя идея, Альбрет?

– Выкладывай идею, не томи! – раздались голоса.

Все столпились вокруг Альбрета, и он несколько минут им что-то живо разъяснял. Иногда его рассказ прерывался общим смехом.

– Прекрасно, придумано гениально! – воскликнул Жирон. – Я – за!

– Кениально! – эхом откликнулся барон фон Батц. – Я – са! Но опьясните мне…

– Э-э-э! – махнул рукой Носе. – Бесполезно. Быстрее за дело. Надо все провернуть не дольше, чем за час.

И все быстро рассыпались. Половина компании вышла через ворота на улицу Сен-Маглуар, чтобы затем, описав длинный крюк, снова попасть на улицу Кенкампуа. Другие по одиночке, или по двое спокойно прогуливались взад вперед, неторопливо разговаривая о текущих делах. Примерно через четверть часа через ворота с улицы Кенкампуа в саду появились Таранн и Шуази. Они протиснулись сквозь толпу, и подошли к Ориолю, беседовавшему с Жироном.

– Это нечто невероятное! Просто какой-то массовый психоз. В кабаре Венеция за штуку дают 30–35 % сверху. А у Фулона сорок и даже пятьдесят. Через час «внучки» пойдут по двойной цене. Надо срочно покупать. Покупать, пока не поздно!

Горбун стоял в стороне и тихонько посмеивался.

– А ты, малыш из собачьей будки, не суетись, – шепнул ему на ухо Носе, – если будешь умницей, тоже получишь сахарную косточку погрызть.

– Покорно вас благодарю, господин хороший, – смиренно ответил Эзоп II. – Мне большего и не надо.

Слух о том, что к концу дня голубенькие возрастут вдвое, распространился с какой то сверхъестественной скоростью. Вмиг толпа желающих купить возросла до опасных размеров.

Альбрет, собрав в своем объемистом бумажнике все акции действовавшей заодно бригады, начал бойкую торговлю по полтора номинала за штуку. Он понимал, что по этой цене в заданном темпе он будет торговать еще часа два.

Через какое-то время через все те же ворота с улицы Кенкампуа появились Ориоль и Монтобер. Их лица выражали такой траур, что знакомые тут же с участием поинтересовались:

– Что случалось?

– Ах, господа, не знаю, стоит ли говорить о печальной новости. Впрочем, правда все равно всплывет. Похоже, голубенькие сильно упадут в цене.

– И что самое неприятное, – тяжело вздохнул Монтобер, – произойдет это очень скоро.

– Афера! Афера! – вдруг истерично выкрикнул какой-то покупатель, чьи карманы раздулись от только что приобретенных за полуторную цену внучек.

– Зачем вы, Ориоль, сказали вслух? Видите, какое вы посеяли смятение! – урезонил его Монтобер и с вымученной улыбкой попытался перейти на разговор о погоде, но их уже окружили тесным кольцом любопытные.

– Говорите, говорите, господа!

– Говорите все, что знаете, – кричали со всех сторон. – Вас к этому обязывает человеческая порядочность!

Ориоль и Монтобер замолчали, словно набрав в рот воды.

Сквозь толпу пробился запыхавшийся барон фон Батц.

– Я толшен фас скасать, – заявил он. – Это – патение. Патение в пестну!

– Какое падение? Почему падение?

– Афера! Говорят же вам, афера! – продолжал возмущаться незадачливый покупатель.

– Да помолчите вы, жиртрест, не вас, ведь спрашивают! – зашикала на него толпа. – Почему падение, мсьё фон Батц?