Горбун

– Благодарю вас, ваша светлость. Вот это, я понимаю, предусмотрительность!

Поклонившись принцу, горбун вернулся к сидевшей на кресле Авроре. Из-за стенных часов появилась донья Круц, – когда все покидали залу, она за ними притаилась, не желая оставлять подругу одну. Она опасалась не горбуна, а лишь того, что он потребует и ее, донью Круц, тоже отправить на галерею. К ее удивлению этого не случилось. Впервые за вечер горбун ей мягко улыбнулся, будто старой знакомой, после чего опустился на колени перед креслом Авроры. Донья Круц стала поблизости.

Гонзаго вместо того, чтобы наблюдать спектакль, вызвавший такой пристальный интерес у его приспешников, прогуливался в конце галереи под руку с фактотумом.

– Из Испании, – сказал Пейроль, – можно возвратиться.

– В Испании, равно как и в Париже, можно умереть, – отозвался Гонзаго и после короткого молчания прибавил: – Сегодня здесь, в этом доме возможность упущена. Женщины догадаются. Да и донья Круц проговорится.

– Шаверни… – начал Пейроль.

– Этот будет молчать, – перебил Гонзаго. – Пусть она выйдет из этого дома, получив свободу, полную свободу… до первого перекрестка.

Внезапно Пейроль слегка наклонился над парапетом и прислушался.

– Не поторопились ли мы отпустить стражу из сада и переулка, ваша светлость? – озабоченно произнес он.

– Это уже ни к чему. Разве тебе не достаточно ночного караула гвардейцев, – слышишь как топают? – успокоил его Гонзаго.

С улицы послышался звон оружия, но он тут же был заглушен гулом голосов собравшихся на галерее.

– Потрясающе!

– С ума сойти!

– Нет, это невозможно!

– Вы только посмотрите!

– Наверное, у меня галлюцинации. Интересно, что он ей там шепчет?

– Куда как трудно догадаться, – съязвила Нивель. – Наверняка рассказывает о голубых акциях, которых у него куры не клюют.

– Если мне не изменяет память, – оживился Навай, – то кто-то поставил сто против одного?

– Никто, – не моргнув глазом, отозвался Ориоль: – Всего пятьдесят. Впрочем, я готов уступить еще, – ставлю двадцать пять против Эзопа. Принимаешь?

– Да подожди ты. А-а-ах! Святые угодники! Это просто уму непостижимо!

Горбун стоял на коленях перед креслом Авроры. Донья Круц хотела вклиниться между ними, но горбун ее мягко отстранил, сказав:

– Не надо, прошу вас.

Он говорил очень тихо, но не шептал. Его голос разительно изменился, – вместо пронзительного трескучего тенора, к которому все привыкли, из его груди внезапно полился бархатистый баритон, певучий и глубокий. И этот голос произнес:

– Аврора!

Донья Круц стоявшая за спинкой кресла почувствовала, как вздрогнули плечи Авроры. Потом она услышала, как та пролепетала:

– Я сплю?

– Аврора! – повторил горбун, не поднимаясь с колен.

Девушка порывисто закрыла ладонями лицо. Между ее дрожавшими пальцами покатились слезы. Тем, кто сейчас с галереи наблюдали за доньей Круц, показалось, что, они присутствуют при некоем колдовском ритуале. Донья Круц стояла, словно изваяние, запрокинув голову с приоткрытым ртом и остановившимся взглядом.

– Клянусь небесами! – воскликнул Навай. – Тут магия!

– Тихо. Тихо. Посмотри, как она к нему склонилась, – будто ее притягивает какая-то непреодолимая сила!

– У горбуна, наверное, есть приворотный талисман.

Нивель тут же определила название этого талисмана. Она непоколебимо верила в сверхъестественную силу голубых акций. Наблюдатели на галерее заметили верно. Аврора действительно, будто помимо своей воли, подалась вперед на окликнувший ее по имени голос.

– Я сплю! Сплю! – сквозь всхлипывания повторяла она. – Так страшно. Ничего не понимаю. Это же невозможно!

– Аврора! – произнес горбун в третий раз.

Донья Круц что-то хотела сказать, но он знаком попросил ее молчать.

– Не поворачивай голову, – тихо продолжал он говорить с мадемуазель де Невер. Мы на краю пропасти, – один неверный жест, одно лишь движение, и мы погибли.

Донья Круц присела на корточки возле кресла. Ее ноги дрожали.

– Я бы отдал двадцать луидоров, лишь бы узнать, что он ей говорит, – воскликнул Навай.

– Черт побери! – сказал Ориоль. – Я начинаю думать… Послушайте, вы не заметили, он ей ничего не давал выпить? Может быть, любовный напиток?

– Ставлю сто пистолей за горбуна, – объявил Носе.

Горбун продолжал:

– Вы не спите, Аврора. Сердце вас не обмануло. Это я.

– Вы! – пробормотала девушка. – Боюсь открыть глаза. Флора, сестрица, посмотри ты!

Донья Круц поцеловала ее в лоб, и тихо, но уверенно шепнула:

– Он! Он!

Аврора раздвинула пальцы, открывая себе глаза; украдкой взглянула на стоявшего перед ней на коленях и наконец, узнала, узнала! Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она неистовым усилием подавила подступавший к горлу радостный крик и осталась неподвижной.

– Эти люди, – продолжал горбун, слегка покосившись на галерею, – не верят в небеса, но зато верят в преисподнюю, а потому, чтобы их обмануть, достаточно перед ними разыграть зло. Подчиняйтесь мне, но не по велению сердца, любимая моя, а будто вами движет колдовство, порожденное по их понятиям некими демоническими силами. Двигайтесь, будто вас притягивает моя рука.