Горбун

Большинство горбунов злобны, полагал Гонзаго, злобны до того, что мстят вам и каждому по любому поводу и без повода. У них жестокое сердце, цепкий ум, они чувствуют, что этот мир – их заклятый враг. Горбуны не знают жалости, потому, что и их никто не жалеет; постоянные кретинские насмешки окружающих натерли на их душах непробиваемую твердую мозоль.

Шаверни для предстоявшего дела не подходил. Он был слишком наивным, а если сказать напрямик, то попросту дураком; – от вина становился искренним, щедрым и храбрым. Он был способен любить жену так чтобы стать перед ней на колени, после того, как ее побьет. Совсем другое дело горбун. Этот вцепиться зубами лишь раз, но его укус будет смертельным. Словом, горбун в возникшей ситуации оказался бесценной находкой.

Когда Гонзаго велел пригласить нотариуса, присутствовавшим захотелось проявить рвение. Ориоль, Альбрет, Монтобер и Сидализа бросились к галерее, по пути обогнав Кокардаса и Паспуаля, после чего друзья остались в мраморном перистиле вдвоем.

– Знаешь, дорогуша, – сказал гасконец, – чует мое сердце, что нынче здесь не обойдется без потасовки.

– Как пить дать, – согласился Паспуаль, – флюгер показывает на ураган.

– Крапленый туз, у меня уже чешутся руки. А у тебя?

– Не меньше твоего, мой благородный мэтр. Боюсь, что скоро этим господам будет не до танцев.

Вместо того, чтобы направиться в апартаменты первого этажа, они открыли входную дверь и спустились в сад. Теперь там было безлюдно. Как мы заметили из недавнего разговора Пейроля с Гонзаго, нанятая ими стража уже была отпущена. Гасконец и нормандец прошли до аллеи, где два дня назад Пейроль обнаружил тела убитых Сальданя и Фаёнца. И здесь не было ни души. Приятелей удивило то, что небольшая калитка, через которую можно было выйти в переулок, (сделанная из толстых буковых досок, облицованных камнем под цвет ограды, – ее было трудно обнаружить) оказалась настежь открытой. В переулке тоже было безлюдно.

– Вот так штука! – изумился Кокардас. – Кто же ее открыл? Маленький Парижанин этого сделать не мог. Ведь с начала вечеринки он безвылазно находится в гостиной.

– Как знать, – рассудительно заметил Паспуаль. – Ему под силу и не такое!

Порыв ветра со стороны церкви внезапно донес до слуха приятелей негромкий гомон мужских голосов.

– Побудь на месте, а я разведаю, что там такое! – сказал гасконец и, оставив брата Паспуаля у калитки, пружинистым бесшумным шагом побежал вдоль стены. За садом находилось церковное кладбище Сен-Маглуар. Кокардас увидел там множество гвардейцев.

– Ну и дела! – возвратившись, сообщил он другу. – Если кому-то сейчас захочется потанцевать, то за музыкой дело не станет. У Сен-Маглуар собрался такой оркестр, что любо дорого, рубин ты мой перламутровый!

Тем временем Ориоль и компания ворвались в спальню Гонзаго, где на кушетке сном праведника почивал королевский нотариус мсьё Гриво Старший. На небольшом столике находились остатки обильной трапезы.

Не смотря на почти опорожненную бутылку шампанского, юрист легко проснулся и надел очки. Это был человек приятной наружности лет сорока, розовощекий со слегка намечавшимся брюшком. Исполняя должность королевского нотариуса и по совместительству юрисконсульта при полицейском корпусе и судебной палате в Шатле, мсьё Гриво Старший имел также честь быть преданным слугой принца Гонзаго. Быстро причесавшись и захватив приготовленную папку с бумагами, он, увлекаемый Ориолем за одну руку и Сидализой, – за другую, поспешил в гостиную.

При виде нотариуса сердце Нивель всякий раз наполнялось трогательным умилением. Она понимала, что эти скромные рыцари права имели власть любое даяние превращать в законное имущество.

Отлично вышколенный Гриво Старший поклонился принцу, дамам и господам с исключительной учтивостью. В его папке, обтянутой тонким сафьяном и украшенной шелковой розовой лентой, находился заготовленный по форме акт. Однако в графе «муж» стояло имя Шаверни. Нужно было внести исправление. Фактотум Пейроль пригласил мсьё Гриво к небольшому столику. Нотариус достал перо чернила, скоблильный ножик и принялся за дело. Гонзаго и большинство приглашенных обступили горбуна.

– Это будет долго? – осведомился тот, указывая на нотариуса.

– Господин Гриво! – смеясь, обратился к чиновнику принц. – Вы, надеюсь, извините молодых за некоторую нетерпеливость? Впрочем, их можно понять. Не так ли?

– Мне потребуется всего пять минут, не больше, ваша светлость, – ответил юрист.

– Ровно столько, сколько нужно, чтобы обольстить женщину! – ухмыльнулся горбун, одной рукой поправляя жабо, а другой, поглаживая прекрасные шелковистые волосы своей невесты.

– Давайте, чтобы не терять времени, выпьем! – предложил Гонзаго. – За здоровье новобрачных.

И снова полетели в потолок пробки от шампанского. На этот раз веселье было настоящим. Тревоги остались позади. Наконец-то все пришли в отличное расположение духа.

Донья Круц лично наполнила бокал Гонзаго.

– За их счастье! – провозгласила она и принялась со всеми звонко чокаться.

– За их счастье! – смеясь, отозвались остальные и осушили бокалы.