Горбун

Гонзаго рассчитывал, что его собеседник разгневается больше. Холодновато сдержанный тон, которым регент произнес последние слова, создавал для принца некоторую помеху, усмиряя запал, с которым тот намеревался произнести речь в свое оправдание.

– Своему другу, – начал он, – Филиппу Орлеанскому, который еще недавно меня любил и к которому я в свою очередь был беззаветно предан, я поведал свою историю в других словах, но при нынешних отношениях между вашим королевским высочеством и мной вынужден быть краток и точен, а потому буду говорить языком чистых фактов. Во первых обращаю внимание на то, что этот Лагардер не просто головорез самого отъявленного образца; так сказать, гроза над грозой, разбойник над разбойником; – при всем при том он умен, хитер, настойчив, терпелив и последователен, – способен годами вынашивать идею и ради ее осуществления преодолевать любые препятствия. Не думаю, что с самого начала он был обуян желанием жениться на наследнице Неверов. Когда он покидал Францию, девочке было лишь два года, – ему пришлось бы слишком долго ждать. А потому, зная, что Неверы и Келюсы очень богаты, он действовал в надежде получить огромный выкуп. Чем продиктована моя уверенность? Да тем, что, начиная с памятной ночи, когда был убит Невер, я преследовал его по пятам и знаю каждый его шаг. Итак, поначалу при помощи ребенка он надеялся приобрести состояние. Однако в результате моих усилий ему пришлось изменить стратегию. Постоянно чувствуя у себя на хвосте моих людей, он понял, что любая противозаконная сделка невозможна. Преследуя Лагардера, я пересек границу и настиг его в наваррском городке Венаск. Не смотря на то, что нас было много, а он один с ребенком, ему удалось ускользнуть и под чужим именем уйти вглубь Испании. Не буду вас утомлять пересказом всех наших с ним столкновений. Таковых было немало. Его сила, ловкость и граничащая с безумством храбрость, поистине уникальны. Кроме раны, которую он мне нанес в траншее у замка де Келюсов, когда я защищал от него нашего несчастного друга, – Гонзаго снял перчатку и показал шрам, оставленный шпагой Лагардера, – кроме этой раны, – продолжал он, – на моем теле много рубцов от его клинка. Поистине в искусстве владения шпагой ему нет в мире равных. В моем подчинении была задействована целая армия, так как я намеревался его взять живым. Это было необходимо, чтобы он засвидетельствовал личность моей юной и дорогой подопечной. Мое войско состояло из лучших клинков Европы: капитана Лоррена, Жоёля де Жюгана, Штаупитца, Пинто, Эль Матадора, Сальданя и Фаенца. Ныне они мертвы.

Регент поежился.

– Все мертвы, – повторил Гонзаго, – их убил Лагардер.

– Известно ли вам, – сказал Филипп Орлеанский, – что по его словам Невер, перед тем как умереть просил именно его, Лагардера, воспитать дочь и отомстить за свою смерть?

– Известно. Я уже говорил вашему высочеству, что Лагардер – наглый лжец. Полагаю, что герцог Орлеанский, учитывая различия в наших репутациях и уровнях сословной принадлежности, сумеет хладнокровно решить, кто из нас врет: он или я.

– Именно так я и поступлю, – задумчиво произнес регент. – Продолжайте.