Гордая птичка Воробышек

  Черт! Мне бы только выдернуть отсюда воробышка! Но гость, словно чувствуя мою еле сдерживаемую ярость, не отходит от девчонки.

  - А не могу! - со смехом выдавливает раздирающую его изнутри злость. - Смотри, какая девочка, - цедит сквозь зубы, открывая птичку моим глазам, и властно касается рукой ее кожи. - Куколка! А ты, херов ёбарь, шмоток пожалел, с сумками заставил бегать...

  А дальше мир раскалывается напополам. Едва я вижу ее - обнаженную, испуганную у стены, я понимаю, что сдохну, но поломаю пальцы, касающиеся сейчас ее тела. Нежного, мягкого в линиях, светлого... Я не могу оторвать от него жадных глаз, не хочу, но скольжу взглядом по высокой упругой груди, животу, ниже, туда, где смыкаются ее гладкие бедра... Гладкая, вся... И такая желанная рассветная девчонка, с застывшим вскриком на полураскрытых губах. Пригвожденная к стене печатью требовательных рук, униженная прямым взглядом направленных на нее двух пар мужских глаз. В страхе за меня выдохнувшая:

  - Прости...

  Я вижу слезы на ее щеках и понимаю, что ждал слишком долго. Что вряд ли остановлюсь, даже если тот, кого она сейчас сводит с ума и заставляет сбиваться в дыхании одной только близостью тела, кто уже познал ее и признал своей, окажется ей дорог.

  - Он дорог тебе?

  Она в отрицании дергает подбородком и неожиданно громко всхлипывает. Затыкает ладонью рот, прерывая плач. Он пугает ее до черта, до рассыпания костей, до нутра. Губы не послушны мне, а сердце останавливается, ударившись о грудь с особой силой. И вдруг заходится в бешеном ритме вместе с утробным рыком: моя!

  - Шлюха!

  Красная пелена омывает взгляд, и зверь вырывается из клетки. Дает выход вскипевшей ненависти, оскаливает в злой хватке клыки, выпускает когти, желая рвать... но тут же испуганно скуля, прижимает морду к полу, увидев ломаное падение птички.

  Она скрыла лицо под волосами, и даже когда я поднимаю ее, вздернув вверх за холодные плечи, прячет взгляд за плотно сомкнутыми веками...

  - Женя...

  ...уходит так глубоко в себя, что мне приходится вырывать ее у отчаяния, снова и снова повторяя ее имя. Пряча звенящее дрожью и болью унижения тело от впившегося в него холода под слоем теплой одежды, в тщетной надежде вернуть девчонку ...

  - Женя...

  ...Умеряя силой воли рвущийся из меня крик. Смиряя желание, не позволяя рукам, окрасившимся кровью, решиться на большее. Чтобы не оттолкнуть еще дальше, не испугать... И не отчаяться самому.

  - Женя! Посмотри на меня. Пожалуйста...

  Я не сдерживаюсь и касаюсь рукой холодной кожи. Провожу пальцами вдоль влажной от слез щеки, почти умоляя птичку подарить мне взгляд.

  И она отвечает. Широко распахивает свои невозможно-серые глаза и выдыхает чуть слышно:

  - Да.

  - Уже все хорошо. Для тебя все закончилось, ты поняла?

  - Да.

  - Вот и умница! А сейчас, - как можно спокойнее и увереннее, так, чтобы девчонка ощутила почву под ногами, - тебе лучше уйти. Сможешь добраться до общежития? - рука в привычном жесте тянется в карман. - Держи!

  - Не надо... - Столько похожих проявлений щедрости до нее, но только с воробышком я чувствую себя последним гадом.

  - Надо! Поймай такси. Я приду к тебе, позже.

  Она кивает, слишком послушно и обреченно:

  - Хорошо. - Согнутая дужка очков и треснувшее в окуляре стекло заставляют мои кулаки сжаться, но едва ли птичка замечает это. - А как же ты? - шагнув к двери, вдруг загорается страхом, споткнувшись взглядом о скрюченную фигуру ублюдка. - Он... Он... - силится сказать перехваченным в панике горлом, но только беспомощно хватает воздух ртом.

  Ч-черт! Прости, девочка, но мне не отложить разговор. Не уйти с тобой, не поставив точку. Зверь внутри меня вскидывает от земли морду и довольно оскаливается, заметив шевеление Ящера: после Алима я не питал его кровью.

  - Не думай, Воробышек. Разберемся.

  - Женька! Я же тебя люблю, дура! Я прощу, слышишь!.. Только попробуй ее отпустить, ёбарь, и я тебя убью, клянусь!

  И столько ужаса в глазах девчонки в ответ на признание бритоголового, что сердце сжимается стальным ободом. Совсем как тогда, когда искрой вспыхнувший в ее глазах страх заставил меня сказать "Все будет хорошо, воробышек. Никто не сможет заставить тебя любить себя против твоей воли, что бы ни сказал Донг". А ей ответить с надеждой "Правда?".

  Никто, воробышек, даже я. Верь мне.

  - Девчонка уйдет. А мы с тобой поговорим, Грег. Разберемся между собой, чья птичка. Тем более, что Грег Ящерица, помнится, давно искал встречи со мной, так чем не повод?..

  Ну вот, наконец-то, узнавание в распахнутых глазах и уже ничем не прикрытое изумление, и страх, так заводящий рычащего зверя.

  - Уходи, Женя. Сейчас же!

  ***

  - Люк?! - он смотрит на меня во все глаза, в последней надежде цепляясь за неверие. Впившись пятерней в стену, пошатываясь, поднимается на ноги. Здоровый увалень, сытый, с тяжелым подбородком и тугими раздутыми мускулами под дорогой курткой, которыми так легко напугать птичку.

  - Он самый.

  - Но... ты и Женька?