Гордиев узел Российской империи

В задачи нашего исследования не входит анализ политических идей, рождавшихся главным образом в Варшаве, зачастую антагонистических по отношению к России, которые способствовали началу восстания, оказавшему серьезное влияние на положение трех губерний. Однако в завершение этой главы необходимо указать на то, что власти вернулись бы к обсуждению проблемы интеграции польской шляхты независимо от того, произошло бы восстание или нет. Как мы уже могли убедиться, на протяжении 35 лет после разделов Речи Посполитой ахиллесовой пятой польского шляхетского сообщества было то, что оно продолжало всецело контролировать крестьянский мир благодаря своей судебной власти и таким образом лишило правительство прямого влияния на украинский народ. Постепенно царская власть поняла, что следует ликвидировать эту монополию, и это приведет в 1840 г. к упразднению Литовского статута.

Очередные примеры существовавшего антагонизма между польскими помещиками и их крепостными привели царскую администрацию к мысли о пользе, которую она могла извлечь из этих конфликтов. В 1825 г. Сенат обязал волынского губернатора М. Бутовта-Анджейковича предоставить информацию о вынесенном им приговоре в связи с непродолжительными беспорядками в селе Чарторыйск (колыбели знаменитого рода Чарторыйских) вблизи Луцка, принадлежащем известному своей жестокостью Почею. Во время принудительного набора рекрутов (о необходимом количестве солдат владельцы узнавали от предводителя шляхты, подобные наборы давали возможность избавиться от наиболее строптивых крепостных) эконом Щербицкий закрыл, как это обычно делал, троих крестьян, определенных в солдаты, однако жители села решили этому воспротивиться, схватили дубинки, сломали сопротивлявшемуся Щербицкому руку, после чего ворвались к управляющему с требованием освободить трех рекрутов. Губернатор, конечно, не мог одобрить действий крепостных: одиннадцать получили по 60 розог, остальные – по 15 – 30, пятеро, кроме этого, отсидели по шесть недель в тюрьме. Этот приговор был вынесен чрезвычайным уголовным судом, т.к. шляхетский суд, рассматривавший данное дело, оказался под подозрением. Как сообщал Сенату губернатор, заседатель Эйсмонт собрал показания лишь панов, никто из Луцкого шляхетского суда не затребовал никаких дополнительных сведений, дело даже не было зарегистрировано в журнале. В результате приведения весомых доказательств изъянов шляхетского «правосудия» Эйсмонту пришлось заплатить 10 рублей штрафа, членам суда – по 20 рублей, а подсудку, который подписал отчет, – 25 рублей. В свою очередь, Сенат пытался показать хорошую осведомленность в том, что касалось давних местных законов, и одновременно заложил основу для извлечения пользы из подобных дел в скором времени, дополнил решение губернатора еще несколькими штрафами в соответствии с требованиями Литовского статута348.

Вскоре подобный случай произошел в Киевской губернии: губернатор В.С. Катеринич не отважился признать правоту крестьян села Германувка, которые когда-то принадлежали староству, а затем государство продало их вместе с имением польскому владельцу по фамилии Проскура. Переход из казенного владения, где требовалось платить лишь оброк, в частное привел к большему закрепощению. Это вызывало протест крестьян, зафиксированный в письменном виде одним безземельным шляхтичем. Киевский суд, приняв жалобу, приговорил бунтовщиков к розгам и высылке в Сибирь, даже не побеспокоив экономов Житковского и Орловского, которые сознались в применении силы. Когда шестерых крепостных под конвоем пятнадцати солдат привели из Киева в родное село, толпа крестьян попробовала их отбить. Исправник, потеряв контроль над ситуацией, вызвал на подмогу военный отряд из Чернигова, который навел порядок с помощью штыков. Между тем 116 крестьян окружили здание шляхетского уездного суда. Село успокоилось лишь после прибытия дополнительных воинских подразделений и расквартирования их по крестьянским избам. Только тогда властям удалось наконец вбить крестьянам в голову, что отныне они принадлежат не казне, а частному лицу. Министр внутренних дел В.С. Ланской подтвердил 25 июля 1825 г. отправку шестерых бунтовщиков в Сибирь, одновременно с этим он приказал помещику и его экономам ни при каких условиях не увеличивать барщину, предусмотренную инвентарем349.

Если бы польские помещики не навлекли на себя нареканий за подобные злоупотребления, то, возможно, через десять лет Бибикову не пришло бы в голову под предлогом корректировки сложившейся ситуации практически полностью разрушить существовавшую шляхетскую систему власти во всех трех губерниях. Однако следует признать, что как паны на Украине, так и баре в России во многом понимали барщину одинаково. Вот что писал подольский губернатор поляк М. Грохольский Александру I в годовом отчете за 1823 г.: