Гордиев узел сексологии (Полемические заметки об однополом влечении)

По–видимому, о. Артемий с молодых лет тяготился своей гомосексуальной педофилией. Возможно, он и монастырь–то ушёл от греха подальше (там детей нет). Став настоятелем храма, он очутился в опасной близости с обожавшими его мальчиками, готовыми пойти навстречу любым его желаниям. Аскетические принципы, оказавшись невыполнимыми, привели этого сильного человека к преступлению и к краху. Помимо всего прочего, его подвела ятрофобия (невротический страх, испытываемый к врачам). Обратись он за помощью к сексологу, беды, скорее всего, не случилось бы. Врач помог бы переключиться с педофилии на более приемлемый, некриминальный тип влечения. Увы, с молодых лет о. Артемий опасался разоблачения и скандала, хотя страхи были напрасными: сексологи хранят доверенные им тайны пациентов, и, к тому же, оказывают помощь тем, кто обратился за ней анонимно. Своевременно полученная коррекция предотвратила бы преступление и последующее наказание (приговором суда отец Артемий получил 6 лет заключения; церковные же власти отлучили его от церкви).

Когда врач читает об искушениях святого Антония или видит живописные изображения его иступленных сексуальных галлюцинаций, то, будучи профессионалом, он находит их болезненными. Нельзя забывать, что человек — живой организм, чьи потребности требуют удовлетворения. Словом, у врачей есть веские основания отвергать как догматический аскетизм, так и гедонизм. И подавление сексуального наслаждения, и невротическая погоня за ним в равной мере лишают человека способности его испытывать.

Весёлая мудрость любви: наслаждение и гедонизм на взгляд сексолога

Гедонизм как философский принцип, признающий удовольствие главным и единственным жизненным благом, ещё в древности подвергся уничтожающей критике в диалоге Платона “Филеб”. Английский философ Джордж Мур довершил его теоретический разгром. Правда, прежде чем перейти к сути его идеи, рассмотрим несколько медико–биологических примеров, делающих мысль философа нагляднее.

Всем известно, что утоление жажды доставляет наслаждение. Допустим, что человек, страдающий от жажды, уже близок к смерти и что он набрёл, наконец, на источник воды в самый последний и критический для него миг. Будет ли его наслаждение единственным благом или же гораздо большее благо — спасение от верной смерти?

Усложним ход рассуждений, заменив утоление жажды насыщением человека в последние, критические для него сроки. Известно, чем он ближе к смерти, тем менее ему следует руководствоваться при утолении голода чувством наслаждения. В противном случае удовольствие из блага превращается в смерть.

Подобные трагедии описал в романе “Маздак” Морис Симашко. По сюжету романа во время голода в древней Персии защитники народа добились бесплатной раздачи хлеба из царских зернохранилищ. Вереницы голодающих подставляли платки и отходили с зерном, тут же набрасываясь на еду. Когда человеколюбцы, раздающие зерно, сделали перерыв, они с ужасом увидели людей, умиравших от сытости. “Дёргался человек, изрыгая кровавую кашу. Потом затих, неестественно выпрямившись под кустом. Он лежал, разведя руки и положив лицо в рассыпавшуюся по утренней земле пшеницу”.

Мур рассуждает, исходя из предпосылок о том, что и удовольствие, и сознание удовольствия не могут считаться единственным благом. Они являются лишь частью сложных психических переживаний, сопровождающихся чувством удовольствия, но при этом представляющих гораздо большую ценность, чем само удовольствие.