Гордиев узел сексологии (Полемические заметки об однополом влечении)

Андрей Ткаченко (1999) сомневается в правомочности исключения гомосексуальности из списка психических заболеваний. Он настаивает на “необходимости возврата к нормам объективной научной методологии. <…> Удовлетворённость своей сексуальной ориентацией, неэффективность терапии, степень распространённости феномена и т. д., — конечно же, ни один из этих доводов в изолированном виде не был бы возможен и серьёзно воспринят ни в одной из клинических дисциплин для проведения границы между нормой и патологией. Другие же проигнорированные критерии — обезличивание партнёрских отношений, стереотипизация поведения с нарастанием его аддиктивности и т. п., выявляющиеся в значительном числе наблюдений, явно свидетельствуют в пользу возможности аномальных форм гомосексуального поведения, которое может сближаться с феноменом парафилий”.

С точки зрения судебного медика, исключение однополого влечения из перечня парафилий несправедливо и нелогично. Говоря “о связи гомосексуализма с другими парафилиями”, Ткаченко стирает грань между ними, что, однако, вызывает серьёзные возражения у сексолога. Есть правило, сформулированное ещё Казимежем Имелинским (1986): “Каждая перверсия является разновидностью сексуальной инверсии, но не каждая инверсия является сексуальной перверсией” (парафилией. — М. Б.).

Казалось бы, всё ясно: “ядерная” гомосексуальность — патология, поскольку её вызывают сбои в половой дифференциации головного мозга. Но, вместе с тем, примеры Андрея “Рембо” и Кирилла убеждают в том, что сама по себе инверсия болезнью не является и что она не всегда сопровождается развитием невроза.

Хотя суровый приговор Ткаченко, вынесенный гомосексуальности, справедлив лишь отчасти, ему не откажешь в логике. Большинство геев, считающих себя абсолютно нормальными и здоровыми, испытывают непреодолимую тягу к реализации стереотипного обезличенного и часто анонимного полового акта, причём аддиктивность их поведения со временем прогрессирует. Этот факт позволяет отнести к числу больных не только эго–дистонических гомосексуалов, отвергающих собственную инверсию, но и многих из тех, кто её приемлет. Ткаченко прав: эго–синтонический характер инверсии — отнюдь не гарантия психологического благополучия; он отнюдь не исключает наличия невротического развития, незрелости половой психологии, пристрастия к обезличенному анонимному сексу.

Клинический опыт практического сексолога подтверждает верность выводов А. Ткаченко. Доказательством этому служат приведенные ранее истории болезни, письма, публикации в Интернете, исповедь Дмитрия Лычёва. Об этом же свидетельствуют результаты классического исследования Алана Белла и Мартина Вейнберга (Bell A., Weinberg M. G., 1978). По их данным, к эго–синтонической группе можно отнести лишь 10% гомосексуалов, соблюдающих верность в партнёрских отношениях и психологически адаптированных. 15% “функциональных” геев (по классификации авторов) чураются постоянных связей и имеют массу партнёров. В то же время они не считают себя обременёнными какими–либо психосексуальными проблемами. 18% геев, поддерживая связь с постоянным любовником, изменяют ему при первой же возможности. 12% отнесены авторами к “дисфункциональным” гомосексуалам; им свойственны высокая половая активность, множество партнёров и наличие многочисленных сексуальных проблем. Наконец, 16% выделены в группу “асексуальных” геев. Они стараются уклоняться от однополых связей, предпочитая им гетеросексуальные; именно они, больше чем все остальные, склонны к суицидам. 29% геев авторы не смогли причислить ни к одной из выделенных ими групп. Между тем, неуёмное пристрастие большинства из них к промискуитету, заставляет подозревать их в невротическом развитии.