Гордость

Я киваю и думаю про то, что Уоррен совсем недавно поведал мне про этих Дарси. Что Дарий – человек подловатый, полагаю, и сестричка его тоже. Но почему Дарий из Вашингтона мне милее прежнего, из Бушвика? Он больше улыбается. Смотрит мягче. Да и движения у него более плавные, расслабленные.

– Мы как раз собирались уходить и поесть по-настоящему. Пойдешь с нами? – спрашивает он.

– С вами? Нет, спасибо. Хочу посмотреть на других поэтов, – отвечаю я.

– Да сдались они тебе. Ничего интересного. Ты их в десять раз лучше, – бросает он с ухмылкой.

– Правда-правда. А мне много этого чтения вслух не вынести, – добавляет Джорджия. – Но ты… прямо молодец!

Улыбаюсь я только потому, что вижу: Кэрри закатила глаза. Она замечает, что я на нее смотрю, и перекидывает длинные локоны через плечо.

– Спасибо, – благодарю я Джорджию, не отводя глаз от Кэрри.

– Дарий, ты не передумал насчет сосисок с чили? – спрашивает Джорджия.

– Ну щас! – отвечает Дарий. Мягко дотрагивается до моей руки. – Ты наверняка еще не бывала у Бена в сосисочной. А оно того стоит. Отличное место!

Я смеюсь.

– Ну щас? – повторяю я сквозь смех. Другие не смеются. Видимо, не поняли, как прикольно звучат эти слова в устах у Дария. – Ты ешь сосиски с чили?

– А, я понял, – говорит Дарий. – Ты решила, что мы каждый день лопаем всякую выпендрежную фигню, которую подавали на коктейле?

Я трясу головой, изо всех сил стараясь не рассмеяться снова.

– Нет, я ничего такого не решала.

– А вот и решила, Зури, – говорит он. – Или ты хочешь сказать, что сама каждый день трескаешь эти куски свинины?

– Понятно, нет, – говорю я и снова заливаюсь хохотом, потому что он прав. А я ошибалась. И вот в первый раз с тех пор, как я его встретила и невзлюбила, он хохочет тоже.

Джорджия с улыбкой глядит на брата, потом на меня, потом снова на брата. А Кэрри все это время сохраняет убийственную серьезность.

Мы выходим из «Кондукторов и поэтов» и направляемся за угол в эту сосисочную у Бена. Судя по всему, она там с незапамятных времен, при том что все соседние здания отчистили и заново покрасили. А это кургузая красно-белая постройка с огромной желтой вывеской с красными буквами, на которой нарисованы хот-дог и гамбургер. Внутри все так же, как в моем Бруклине: за прилавком привычные чернокожие продавщицы с сеточками на волосах, в резиновых перчатках, с ласковыми улыбками; запах еды как теплые объятия Мадрины; на фоне негромко играет R&B, и кажется, что весь зал покачивается в такт музыке. Не знаю, чем тут кормят, но маме с папулей это место бы точно понравилось. Я представляю себе, как отведу их сюда, когда они приедут меня навестить в кампусе.

Я отхожу к стене, пока Дарий заказывает еду для сестры, потом для Кэрри, а потом поворачивается ко мне.

– Нет, спасибо, – произношу я быстро.

– Точно? – говорит Джорджия. – Не бывало еще такого, чтобы кто из Нью-Йорка отказался от еды у Бена.

Я качаю головой, хотя зверски голодна. Ладно, посижу с ними совсем немножко. Несколько минут мы ждем еду и болтаем ни о чем, а также наблюдаем, как Кэрри пытается меня выпихнуть из круга, постоянно встревая между мной и Дарием; потом мы оказываемся в отдельной кабинке в дальнем углу. Я сажусь рядом с Джорджией, а Кэрри, понятное дело, садится рядом с Дарием. Мне хочется выпалить ей в лицо, что мне сто лет не нужен ее бойфренд, но только сейчас это точно не подействует.

– Братья говорят, что в нашем новом районе очень шумно. Хорошо, что у нас кондиционер и шума не слышно, – говорит Джорджия между двумя ложками чили.

– Не так и шумно, – возражаю я. – На самом деле, когда становится слишком тихо, мне не уснуть.

– Ты просто привыкла, да? – говорит Джорджия.

Я смотрю на нее молча. Джорджия, видимо, неглупа, потому что сразу соображает, что пыталась меня поддеть.

– Я не хотела проявить неуважение, – говорит она.

Дарий с Кэрри явно ждут, что я сейчас скажу какую-нибудь гадость, поэтому я произношу как можно вежливее, как когда пытаюсь произвести впечатление на учителя:

– Я все понимаю. К Бушвику надо привыкнуть. Мне вообще удивительно, что ваша семья решила туда переехать.

Кэрри фыркает.

– Чего это ты вдруг так заговорила?

– Как заговорила? – переспрашиваю я.

– Дарий, ты ведь заметил, что она вдруг заговорила по-другому, да?

– Нет, – отвечает Дарий, трясет головой, а потом смотрит на меня в упор. Он уже ест вторую сосиску, причем так, будто это не фастфуд, а настоящий деликатес.

– Зури, кончай притворяться. Просто будь собой. Так проще произвести впечатление на советников для абитуриентов. Короче, держи лицо.

Это Кэрри произносит на противно-визгливой ноте.

Я в ответ поднимаю обе брови.

– Держать лицо?

– Да, держи марку. – Она отпивает лимонад.

Я ей это спускаю, потому что здесь не Бушвик и я на отдыхе. Или типа того. Ну да ладно, потерплю ее выходки – у меня осталось всего несколько минут, а потом пора на вокзал.

– А что ты, Кэрри, делаешь в Вашингтоне? – спрашиваю я, не потому, что хочу ей понравиться, а потому, что меня сюда пригласил ее парень, а она на меня смотрит так, будто я к нему клеюсь.