Гордость и Предубеждение

Поскольку погода была чудесной, они совершили приятную прогулку примерно в полмили по парку. Каждый парк имеет свою особую красоту и дарит свои неповторимые виды, и Элизабет порадовалась, тому что предстало перед ними, хотя она и не смогла достичь той степени восторга, которой мистер Коллинз ожидал, проводя их по аллеям, и как-то мимо ее внимания прошел затеянный им пересчет окон на фасаде дома и рассказ о том, во что обошлось сэру Льюису де Бургу их остекление.

Пока они поднимались по ступеням в холл, волнение Марии с каждым шагом возрастало, и даже сэр Уильям выглядел несколько растерянным. Природное отсутствие робости у Элизабет не подвело ее. Она до сих пор не услышала ничего о каких-либо исключительных талантах или особенных достоинствах леди Кэтрин, что могли бы привести ее в трепет, только лишь размер ее состояния да положение в свете, которые, как она полагала, можно воспринимать без особого благоговения.

Из холла, на классические пропорции и великолепные росписи которого мистер Коллинз с восторженным видом не преминул указать, они проследовали за слугами в гостиную, где уже находились леди Кэтрин, ее дочь и миссис Дженкинсон. Ее светлость проявила высочайшую благосклонность, поднявшись, чтобы встретить их, и поскольку миссис Коллинз ранее договорилась со своим мужем, что честь представить гостей будет принадлежать ей, она обошлась без излишних извинений и благодарностей, которые он счел бы обязательными.

Несмотря на то, что сэр Уильям побывал даже в Сент-Джеймсском дворце, он был настолько поражен окружавшим его великолепием, что у него хватило решимости лишь на то, чтобы очень низко поклониться и, не произнеся ни слова, занять свое место; а дочь его, ни жива, ни мертва, устроилась на самом краешке стула, не зная, куда и смотреть. Элизабет не почувствовала какого-либо напряжения и смогла спокойно рассмотреть трех дам, которые восседали перед ней. Леди Кэтрин была высокой, крупной женщиной с резкими чертами лица, которые когда-то могли быть и красивыми. Ее вид не выражал умиротворения, а ее манера обращаться к собеседнику не давала ему возможности забыть о своем более низком статусе. Ее молчание не подавляло, но вот все, что она говорила, произносилось в высшей степени безапелляционным тоном, выдававшим ее исключительное самомнение. Это сразу же напомнило Элизабет отзывы о ней, данные мистером Уикхемом, и, исходя из всего, что пришлось увидеть и услышать за прошедшие два дня, она пришла к выводу, что леди Кэтрин – именно такова, какой он ее описывал.

Когда, рассмотрев мать, в лице и поведении которой просматривалось некоторое сходство с мистером Дарси, она обратила свой взор на дочь, то почти разделила изумление Марии, увидев ее столь худой и невзрачной. Ни фигурой, ни лицом она не напоминала свою мать. Мисс де Бург была бледна, вид имела болезненный; лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но было оно совершенно невыразительным, и говорила она очень мало, только вполголоса с миссис Дженкинсон, в чьем внешнем виде не было ничего примечательного и которая была всецело занята тем, чтобы слушать, что говорила молодая леди и устанавливать перед ней экран камина в нужном положении.

Выдержав гостей несколько минут в креслах, их всех отправили к одному из окон, чтобы насладиться открывающимся видом. Мистер Коллинз сопровождал их, не упустив возможности поговорить о красотах пейзажа, а леди Кэтрин любезно сообщила им, что летом на него смотреть гораздо приятнее.

Ужин был впечатляющим, выставлены были все слуги и все столовые приборы, обещанные мистером Коллинзом; и, как он и предсказывал, по желанию ее светлости его поместили на другом конце стола, напротив хозяйки, и выглядел он так, будто жизнь не может подарить ему ничего более желанного. Он резал, жевал и хвалил все с восторгом и живостью, и каждому блюду была дана высочайшая оценка сначала им, а затем и сэром Уильямом, который уже оправился в степени достаточной для того, чтобы исправно повторять все, что говорил его зять, в манере, которую, по мнению Элизабет, леди Кэтрин не должна была бы воспринимать как должную. Но леди Кэтрин, казалось, была удовлетворена их чрезмерным восхищением и милостиво улыбалась, особенно когда какое-либо блюдо на столе оказывалось для них в новинку. Вечер не давал повода для оживленной беседы. Элизабет была готова заговорить при любой возможности, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бург, первая из которых внимательно слушала леди Кэтрин, а вторая за весь обед не вымолвила ни слова. Миссис Дженкинсон главным образом была обеспокоена тем, как мало ест мисс де Бург, уговаривала ее попробовать еще какое-нибудь блюдо и выражала опасение, что той нездоровится. Мария считала, что с ее стороны о разговорах не может быть и речи, а джентльмены только и делали, что ели да нахваливали.