«Начало этого письма уже было написано, дорогая Лиззи, когда случилось неожиданное и очень серьезное происшествие. Но мне не хотелось бы тебя пугать, — пожалуйста, не волнуйся, — мы все здоровы. Новость, которую я должна тебе сообщить, касается бедной Лидии. Письмо с нарочным, прибывшим из Лондона от полковника Форстера вчера в полночь, когда все мы уже укладывались спать, известило нас, что Лидия уехала в Шотландию вместе с одним из офицеров — короче говоря, с Уикхемом! Представь себе наше изумление. Впрочем, для Китти эта новость не была столь неожиданной. Я очень, очень огорчена. Такой неблагоразумный брак для обоих! Но я надеюсь на лучшее — быть может, об этом молодом человеке судят неправильно. В его безрассудство и легкомыслие я готова поверить. Но этот его шаг (и нам следует этому радоваться!) совсем не порочит его сердца. По крайней мере, в его выборе нет расчета — ведь он же знает, что отец не сможет дать за ней ровно ничего. Бедная мама просто в отчаянии. Папа держится несколько лучше. Как хорошо мы сделали, скрыв от них то, что нам про него рассказывали! Мы и сами должны об этом теперь забыть. Предполагается, что они выехали в ночь на субботу около полуночи, но их отсутствие заметили только вчера в восемь часов утра. Нарочный был послан немедленно. Лиззи, дорогая, они должны были проехать всего в десяти милях от нашего дома! Судя по письму, мы надеемся, что полковник Форстер скоро будет здесь. Лидия оставила несколько строк его жене, сообщив ей об их намерении. Больше писать не могу — бедная мама не в состоянии долго оставаться одна. Боюсь, что тебе трудно будет во всем разобраться — я даже сама не знаю, что написала».
Не оставляя времени для размышлений и едва отдавая себе отчет в своих чувствах Элизабет, закончив это письмо, сразу схватила второе, и, распечатав его с крайним нетерпением, прочла следующие строки (письмо было написано на другой день после предыдущего):