И все же, хотя мысли о себе самой и промелькнули в ее сознании, они не могли завладеть им надолго. Унижение, горе, которые всем причинила Лидия, быстро оттеснили все другие переживания. Уткнувшись лицом в платок, Элизабет вскоре забыла обо всем остальном. И только после нескольких минут молчания она вновь стала воспринимать окружающее, прислушавшись к голосу своего собеседника, в словах которого одновременно с сочувствием слышалась некоторая неловкость.
— Вы, должно быть, давно ждете моего ухода. Мне нечем оправдать свою медлительность, кроме искреннего, хотя и тщетного сочувствия, которое меня охватило. Если бы небу было угодно дать мне возможность что-то сделать или высказать для смягчения вашего горя! Но я не смею надоедать вам пустыми пожеланиями, как бы рассчитанными на то, чтобы заслужить вашу благодарность… Боюсь, что это печальное событие лишит мою сестру удовольствия видеть вас сегодня в Пемберли.
— О да! Будьте добры извиниться за нас перед мисс Дарси. Скажите ей, что срочные дела потребовали нашего немедленного возвращения. Скрывайте от нее ужасную правду до тех пор, пока это будет возможно. Я понимаю, что это продлится недолго.
Он с готовностью обещал сохранить в тайне все, что ему стало известно, еще раз выразил свое соболезнование по поводу постигшего ее горя, выразил надежду на то, что все кончится менее печально, чем можно было пока ожидать, и, передав привет ее родным, удалился, бросив на нее пристальный прощальный взгляд.
Когда он вышел, Элизабет почувствовала, насколько невероятно было, что они когда-нибудь снова встретятся с той сердечностью, которая отличала их встречи в Дербишире. И, оглядываясь назад на все их знакомство, столь полное перемен и противоречий, она задумалась над изменчивостью желаний, которые сейчас были устремлены на его сохранение, а еще недавно — на то, чтобы как можно быстрее с ним покончить.
Можно согласиться, что уважение и признательность являются подходящей основой для сердечной привязанности. В этом случае перемена чувств Элизабет не должна казаться невероятной или фальшивой. Но можно, напротив, склонность, возникающую на такой основе, считать необъяснимой или неестественной, в отличие от увлечения, которое якобы так часто рождается с первого взгляда, еще до первых слов, сказанных друг другу будущими влюбленными. При этом в защиту перемены чувств Элизабет нельзя сказать ничего, кроме того, что Элизабет уже приобрела раньше небольшой опыт романтической привязанности, когда увлеклась Уикхемом, и что бесславный конец этой привязанности мог подсказать ей другой, менее трогательный путь поисков друга сердца. Как бы то ни было, разлука с Дарси навела ее на грустные размышления. И когда ей пришло в голову, что эта разлука является одним из первых печальных последствий, вызванных позором ее сестры, боль в ее душе, вызванная поступком Лидии, сделалась еще более острой. После того, как она прочла второе письмо Джейн, она ни на миг не допускала мысли, что Уикхем может жениться на Лидии. Никто, кроме Джейн, не стал бы, по ее мнению, утешать себя подобной надеждой. Ход событий представлялся ей достаточно ясным. До тех пор, пока она знала содержание только первого письма, она была крайне изумлена тем, что Уикхем вздумал жениться на девушке, за которой он не мог получить ни гроша. Ей казалось просто непостижимым, каким образом Лидии удалось привязать к себе этого человека. Но теперь все становилось на свои место. Для приключения подобного рода она была достаточно привлекательной. И хотя Элизабет не предполагала, что ее сестра сознательно решилась на побег, не имея в виду замужества, ей не трудно было поверить, что ни добродетель, ни здравый смысл не помешают Лидии стать легкой жертвой своего соблазнителя.
Пока полк стоял в Хартфордшире, Элизабет никогда не замечала, чтобы Лидия проявляла к Уикхему особую склонность. Но она отлично знала, что сестре достаточно самого небольшого поощрения, чтобы броситься на шею кому угодно. Ее избранниками бывали то один, то другой офицер, по мере того, как оказанное ей каждым из них внимание поднимало его в ее глазах. Привязанности ее непрерывно менялись, но сердце никогда не оставалось свободным. И эта девчонка пользовалась доверием и была лишена необходимого присмотра! О, как болезненно отзывалась теперь эта мысль в ее душе!