Гордость и предубеждение

— Джейн, дорогая, ради бога поторопись! И — живо спускайся вниз. Он пришел! Мистер Бингли пришел! Да, да, в самом деле. Скорее! Скорее! Вот что, Сара, сию же минуту беги к мисс Беннет и займись ее платьем. Прическа мисс Лиззи может подождать.

— Мы спустимся, как только будем готовы, — сказала Джейн. — Но Китти, я думаю, еще раньше будет внизу, — она поднялась к себе уже полчаса тому назад.

— Да пропади она, Китти! Ее только не хватало. Вниз, вниз, поживее! Куда запропастился твой шарф, моя дорогая?

Но когда мать вышла, Джейн решила ни за что не спускаться без одной из своих сестер.

Стремление матери оставить их наедине проявилось столь же сильно и вечером. После чая мистер Беннет, как обычно, удалился в библиотеку, а Мэри поднялась к себе заниматься музыкой. Когда два препятствия были таким образом устранены, миссис Беннет принялась всячески подмигивать Элайзе и Китти. Ее старания долго оставались незамеченными. Элизабет упорно не обращала на них никакого внимания. Наконец, Китти спросила с невинным видом:

— Что такое, маменька? Почему вы подмигиваете? Я что-нибудь должна сделать?

— Ничего, дитя мое, ничего. Тебе это показалось.

После этого она минут пять просидела спокойно. Но, будучи не в силах упустить такую благоприятную возможность, она, внезапно вскочив, и, сказав при этом в сторону Китти: «Пойдем, милочка, со мной, я тебе должна там что-то сказать», — увела ее из комнаты. Джейн бросила на Элизабет взгляд, говоривший, как неприятны ей эти уловки, и умолявший сестру, чтобы она ни в коем случае им не поддавалась.

Через несколько минут миссис Беннет снова открыла дверь, сказав при этом:

— Лиззи, дорогая, мне нужно с тобой поговорить.

— Ты знаешь, мы вполне можем их оставить вдвоем, — сказала мать, как только они оказались в коридоре. — Мы с Китти пойдем ко мне в туалетную комнату.

Элизабет не стала спорить, но задержалась в коридоре до ухода оттуда матери и Китти, а потом вернулась в гостиную.

На этот раз расчеты миссис Беннет не оправдались. С Бингли все обстояло великолепно, если не считать того, что он еще не стал женихом Джейн. Присущие ему приветливость и непринужденность внесли немалое оживление в их вечернюю беседу. И то, что он терпел назойливую заботу миссис Беннет и без тени неодобрения прощал ей все ее бестактные замечания, вызывало особенную благодарность ее дочери.

Его почти не пришлось уговаривать остаться поужинать. И, прежде чем он покинул дом, было условлено, — главным образом между ним и миссис Беннет, — что он приедет на следующее утро, с тем, чтобы поохотиться с мистером Беннетом.

К концу дня Джейн больше не настаивала на том, что она не испытывает к Бингли никаких чувств. В разговоре между сестрами его имя не упоминалось, но Элизабет легла спать со счастливой уверенностью в том, что дело идет к быстрому завершению, если только мистер Дарси не вернется из Лондона раньше назначенного срока. Говоря серьезно, она, однако, готова была допустить, что все это происходит с его согласия.

Бингли явился точно в условленное время и, как было решено накануне, провел утро с мистером Беннетом. Он оказался гораздо более приятным партнером, нежели ожидал его спутник. Бингли не был глуп и самонадеян, не давая, тем самым, мистеру Беннету повода удовлетворить его склонность к сарказму или замкнуться в презрительном молчании. И он казался более общительным и менее рассеянным, чем во время всех прежних их встреч. Разумеется, он вернулся с мистером Беннетом к обеду, а вечером снова была пущена в ход вся изобретательность миссис Беннет для того, чтобы оставить его наедине с Джейн. Элизабет, которой нужно было написать письмо, сразу после чая ушла в комнату для завтрака. Остальные собирались играть в карты, и ей казалось, что при этом нет необходимости противодействовать уловкам мамаши.

Но, вернувшись в гостиную после того, как письмо было написано, она, к своему изумлению, обнаружила, что, в борьбе с этими уловками, следует избегать излишней самоуверенности. Распахнув дверь, она увидела, что сестра и мистер Бингли стоят перед камином, углубившись в серьезную беседу. И хотя это обстоятельство само по себе могло и не вызывать подозрений, но выражения их лиц в тот момент, когда они поспешно обернулись и отошли друг от друга, не позволяло усомниться в том, что произошло. Их положение было достаточно неловким. Но ее собственное, казалось ей, было еще более затруднительным. Никто не сказал ни слова, и Элизабет собралась уже было удалиться, когда Бингли, который перед этим присел, по примеру остальных, на диван, вдруг вскочил и, прошептав что-то ее сестре, выбежал из комнаты.

Джейн ничего не могла скрывать от Элизабет в тех случаях, когда откровенности сопутствовали радостные переживания. Бросившись к ней на шею, она, крайне взволнованная, призналась, что является счастливейшим существом в этом мире.

— Это для меня слишком много! — добавила она. — Да-да, слишком много. Я этого не заслужила. Почему все другие не могут быть так же счастливы?!