Глава 36
Принимая письмо от мистера Дарси, Элизабет рассчитывала разве что на повторение предложения, прозвучавшего накануне, и никак не ожидала такого его содержания. Однако, зная о том, что находилось в конверте, легко можно предположить, как жадно вчитывалась она в строки, и какие противоречивые чувства вызывало у нее прочитанное. Впрочем, сама она точно не могла определить, что испытывает. С изумлением для себя она выяснила, что он искренне верит в полную свою невиновность, но тут же убедилась и в том, что за всеми его объяснениями совершенно очевидно стоит справедливое чувство стыда. С твердым предубеждением против всего, что он может ей сказать, барышня приступила к описанию событий в Незерфилде. Она лихорадочно вчитывалась в слова, но не могла понять их смысл, а нетерпение узнать, что говорится в следующем предложении, подхлестывало ее и без того невнимательное чтение, оставляя суть того, что лежало у нее перед глазами, вне пределов понимания. Его тезис о полном равнодушии сестры она немедленно заклеймила жалкой ложью, а когда Дарси приступил к изложению действительных, самых неприятных обстоятельств, препятствовавших союзу Бингли и Джейн, она слишком рассердилась и разнервничалась, чтобы составить хоть сколько-нибудь справедливое и объективное суждение относительно его мотивов. Он не жалел о сделанном, и это заставило барышню лишь злорадно усмехнуться. Весь стиль его послания дышал не раскаянием, но надменностью, за каждым словом стояла гордыня и оскорбительное высокомерие.
Однако, когда вслед за этой частью Дарси перешел к отчету о мистере Уикеме, страсти ее уже немного улеглись, а взгляд прояснился. Если все написанное им правда, мнение о нем обязано быть пересмотренным самым радикальным образом. Вчитываясь в волнующе правдоподобную историю собственных его злоключений, Элизабет снова смутилась и растерялась, а сердце ее заныло. Изумление, дурные предчувствия и даже ужас сковали ее тело. Она страстно желала, чтобы все оказалось ложью от первого до последнего слова, и непрерывно восклицала: «Это должно быть неправдой! Не может быть! Это самая чудовищная ложь!» Прочтя письмо до конца, и едва ли поняв прочитанное, она нервно смяла бумагу, почти плача и уверяя себя в том, что ни на йоту не верит Дарси и никогда больше не раскроет это письмо.
В таком вот крайнем смущении, с мыслями, лихорадочно ускользавшими от нее, она шла, вернее, мчалась вперед. Бег ей не помогал, и уже через полминуты смятый конверт был снова извлечен из-за пояса. Постаравшись в меру возможностей успокоиться, она снова вернулась к убийственной части о мистере Уикеме, заставляя собственный мозг анализировать каждое прочитанное слово. Что касается круга его общения с господами из Пемберли, то мистер Дарси практически слово в слово повторил все то, что Элизабет уже слышала от Уикема; а доброта покойного джентльмена, хоть и несколько уточненная его сыном, в целом соответствовала отзывам обиженного крестника. Пока версия одного вполне подкреплялась изложением другого. Огромная разница началась с предложения, касавшегося завещания. То, что говорил мистер Уикем относительно прихода, было достаточно еще свежо в ее памяти; и, поскольку она могла наизусть повторить каждое его слово, избежать констатации чьей-то лжи не удавалось. Несколько упоительных мгновений мисс Беннет тешила себя надеждой на то, что подозрения ее относительно Дарси не грешат против истины; но, когда она снова и снова читала и перечитывала строки о том, что мистер Уикем сам отказался от прихода, попросив взамен столь крупную сумму и, более того, ее же и получив, ей пришлось крепко задуматься. Она опустила письмо и принялась взвешивать каждое обстоятельство с тем, что казалось ей непредвзятостью, основанной на вероятности любой версии, но это упражнение успеха не принесло. С любой из сторон утверждения оставались по-прежнему голословными. Она снова припала к письму и с каждой прочитанной строкой все более приближалась к мысли о том, что, если принять на веру, будто мистер Дарси и правда не поступил так бесчестно, как это представил Уикем, всякая вина с первого снимается полностью.