– А я со своей стороны, – никак не могла успокоиться мисс Бингли, – должна отметить, что никогда не видела в ней никакой красоты. Ее лицо слишком узкое, цвет его – какой-то тусклый, а черты – вовсе некрасивые. Ее носу не хватает четкости – линии его неразличимы. Зубы – более или менее хорошие, но не более того. Что касается глаз, которые некоторым показались такими прекрасными, то я не вижу в них ничего особенного. У них язвительное и неприветливое выражение, и оно мне не нравится; весь ее вид – это отталкивающая, безвкусная самоуверенность.
Какой бы убежденной мисс Бингли ни была относительно симпатии мистера Дарси в Элизабет, все равно это не было лучшим способом понравиться ему самой; но люди в гневе редко бывают рассудительными; поэтому когда она наконец увидела, что он чувствует себя явно некомфортно, то решила, что ее слова имели успех. Однако Дарси упорно продолжал молчать, поэтому она, решив любой ценой заставить его заговорить, продолжила:
– Помню, когда мы впервые встретились с ней в Гертфордшире, то были очень удивлены, что все считали ее там красавицей. Я хорошо помню, как когда-то вечером, после их обеденного визита в Недерфилд, вы сказали: «Она – и красавица?! Но это все равно, что назвать ее мать умницей и острячкой». Но потом вы, кажется, стали о ней лучшего мнения и в свое время считали ее достаточно красивой.
– Да, – ответил Дарси, больше не желая сдерживаться. – Но я думал так только в самом начале нашего знакомства, потому что много месяцев считаю ее одной из самых красивых среди женщин, которых я знаю. Сказав это, он вышел, оставив мисс Бингли возможность утешаться мыслью, что своей настойчивостью она навредила только самой себе.
По дороге домой миссис Гардинер и Элизабет обсуждали все, что произошло во время визита, но не то, что интересовало их больше всего. Они в подробностях разобрали поведение и внешний вид всех, кого видели, за исключением лишь того человека, который больше других овладел их вниманием. Они говорили о его сестре, его друзьях, о его доме, о фруктах, поданных к столу, – обо всем, кроме него самого. Поэтому Элизабет очень хотелось узнать, что о нем думает миссис Гардинер, а миссис Гардинер очень хотелось, чтобы ее племянница первой начала разговор на эту тему.
Раздел XLVI
Элизабет была очень разочарована, когда, прибыв в Лэмбтон, не нашла там письма от Джейн; это разочарование возникало каждое утро, но на третий день их пребывания там ее нареканиям был положен конец (и обвинениям в адрес сестры тоже), потому что наконец от последней пришли два письма сразу, причем на одном из них стояла отметка, что сначала оно было отправлено куда-то не туда. Элизабет это не удивило, потому что адрес Джейн написала очень неразборчиво.
Письма принесли как раз тогда, когда они собирались пойти на прогулку; поэтому ее дядя и тетя пошли гулять, а Элизабет оставили одну, чтобы та могла спокойно насладиться их прочтением. Сначала надо было прочитать письмо, отправленное по неверному адресу; оно было написано пять дней назад. В начале письма говорилось обо всех их мелочных делах и о встречах, а также о типичных провинциальных новостях, и вторая часть, датированная днем позже, была явно написана в состоянии возбуждения и содержала сведения гораздо важнее. Вот о чем в нем говорилось: