Гордость и предубеждение

– И все же мне казалось, что я поступила очень предусмотрительно, что вот так, без особых на то причин, начала относиться к нему с решительной антипатией. Когда имеешь к кому-то такую антипатию, это дает такой толчок воображению, такую возможность позлословить! Можно все время кого-то порицать и не сказать при этом ничего интересного, но нельзя все время насмехаться над человеком, не сказав время от времени чего-то очень остроумного.

– Лиззи, я уверена, что когда ты впервые прочитала это письмо, то не могла относиться к этому делу так, как сейчас.

– Конечно же, не могла. Мне было достаточно неловко, мне было очень неловко, я просто чувствовала себя несчастной. И некому рассказать о своих чувствах, нет рядом со мной Джейн, которая утешила бы меня и сказала, что не такая уж я была слабая, тщеславная и противная, хотя на самом деле я была именно такой! О, как мне хотелось, чтобы ты была возле меня.

– Очень жаль, что ты использовала слишком сильные выражения, когда говорила о Викхеме мистеру Дарси, потому что теперь ясно, что они полностью незаслуженные.

– Да, конечно же, жаль. Но то, что я имела несчастье высказываться с таким гневом, является естественным следствием той предвзятости, которую я в себе лелеяла. Существует одно обстоятельство, по поводу которого я хотела бы с тобой посоветоваться. Скажи: нужно ли мне – или, может, не стоит – рассказывать всем нашим знакомым о настоящем характере Викхема?

Старшая мисс Беннет немного помолчала, а потом ответила:

– Я уверена, что нет оснований разоблачать его таким ужасным способом. А что ты сама об этом думаешь?

– Что этого не следует делать. Мистер Дарси не позволял мне разглашать его сообщение. Наоборот – он дал понять, что каждую подробность о его сестре я должна держать в секрете как можно тщательнее. И вообще – если я расскажу людям правду о мистере Викхеме, то кто мне поверит? Предвзятость многих людей относительно мистера Дарси является такой сильной, что половина из них скорее умрет, чем заставит себя относиться к нему доброжелательно. Мне такое не под силу. Викхем вскоре уедет, поэтому всем тут будет все равно, что он за человек. Через некоторое время после его отъезда вся правда станет известна, и лишь тогда мы сможем посмеяться над глупостью тех, кто не узнал его раньше.

– Ты права. Публичное разглашение грехов способно навсегда разрушить его жизнь. Возможно, сейчас он сожалеет о содеянном и пытается изменить свой характер. Поэтому мы не должны доводить его до отчаяния.

После этого разговора смятение в голове Элизабет понемногу улеглось. Она лишилась двух тайн, которые угнетали ее целых две недели, и была уверена, что когда ей захочется еще поговорить об этих двух джентльменах, то в лице Джейн она всегда найдет благодарную слушательницу. Но в глубине ее души скрывалось еще и то, о чем осмотрительность не давала ей возможности рассказать. Она не решалась передать сестре вторую часть письма мистера Дарси, не решалась сообщить ей о том действительно сильном чувстве, которое испытывал к ней его приятель. Это была правда, которую никто не должен был знать. Элизабет чувствовала, что только достижение полного взаимопонимания между участниками этой истории может дать ей право сорвать покрывало с этой последней тайны. «После того, – сказала она самой себе, – как это маловероятное событие когда-то произойдет, я просто смогу пересказать то, что к тому времени Бингли и так успеет рассказать способом более приятным. Я имею право разгласить эту тайну только тогда, когда она потеряет свою ценность».

Теперь, вернувшись домой и привыкнув, у Элизабет было достаточно свободного времени, чтобы сделать выводы об истинном положении души своей сестры. Джейн была безрадостной. Она все еще лелеяла нежную любовь к Бингли. Ранее ей и в голову не приходило, что когда-то она полюбит, поэтому ее чувство несло в себе всю ту страсть, которая является присущей первой любви, а в силу возраста и характера оно было длительным и прочным, как это часто бывает, когда человек любит впервые. Она с таким трепетом вспоминала о нем, так упорно отдавала ему предпочтение перед любым другим человеком, часто ей нужен был весь ее здравый смысл, все уважение к чувствам других людей, чтобы снова и снова не прибегать к воспоминаниям и грусти – таких, несомненно, вредных для ее спокойствия и здоровья.

– Слушай, Лиззи, – сказала как-то миссис Беннет, – а что ты сейчас думаешь о той неприятной истории с Джейн? Что касается меня, то я твердо решила больше никому и никогда о ней не рассказывать. Недавно я так и сказала своей сестре Филипс. Но я никак не могу узнать: видела его Джейн в Лондоне хоть иногда или нет? Он – просто бессовестный молодой человек, и теперь мне ясно, что пока у Джейн нет ни малейшего шанса заполучить его. Что-то я не слышала, чтобы он собирался снова приехать в Недерфилд летом – а я распрашивала у всех, кто мог об этом знать.

– Не думаю, что он когда-нибудь снова будет жить в Недерфилде.