Гордость и преступление

— Не исключено, что да. Но, быть может, и нет. Ну ладно, это твое дело — если сочтешь нужным, расскажешь. Кстати, скажи, почему ты мне наврал с титулом?

Питер, явно не ожидая этого вопроса, растерянно спросил:

— Что значит — наврал?

Вика охотно пояснила:

— Ну, представился мне бароном Ренфрю. С именем я теперь более или менее понимаю. Хорошо иметь столько имен, как у тебя, — называйся любым, в зависимости от ситуации, и никогда не попадешь впросак. Но ты ведь не барон Ренфрю, не так ли?

Пит вздохнул:

— Ну, не совсем. Это один из второстепенных титулов моего отца, принца Уэльского. И ты не поверишь, но, по традиции, пока я не получил от правящего монарха своего собственного титула, обычно герцогского, моя фамилия — Уэльс. У отца это титул, а у меня — фамилия! А раз так, то я решил воспользоваться этим его мелким титулом, под которым его никто не знает и которым он, естественно, никогда не пользуется…

Вика усмехнулась:

— Получается, что ты и не врал, а только немного приукрасил. Да, Питер Уэльс, не завидую я тебе…

Она произнесла эту фразу с легкой иронией, однако заметила, как лицо Питера дернулось, исказившись судорогой.

— Извини, я не хотела… — поспешила заверить она.

Питер, в глазах которого сверкнули слезы, пробормотал:

— Нет, нет, все в порядке, я понимаю, что ты имеешь в виду…

Кажется, она сморозила глупость, и, не зная, как снять напряжение, Вика поцеловала принца.

Сама.

На этот раз поцелуй длился намного дольше, точнее, серия поцелуев, объятий, лобызаний. Они оказались на диване, Вика закрыла глаза и услышала голос Питера:

— Я тебе нравлюсь?

Открыв глаза, Вика заметила напряженное лицо молодого человека и ответила:

— Скажем так: ты мне симпатичен…

Говоря это, она чувствовала головокружение, и сердце билось так сильно. Не могла же она сказать ему, что влюбилась в него.

Не могла!

Или все же могла?

Питер, рывком поднявшись с дивана, оправил свитер и произнес, возвращаясь к барной стойке:

— Быть может, еще кофе?

Вика, вздохнув, снова закрыла глаза, открыла их и, поднявшись с дивана, последовала за принцем.

— Питер Уэльс, я тебя понимаю. Еще бы, непонятная девица, к тому же из России, которая, не исключено, шпионка, целуется с тобой…

Питер, резко обернувшись, ровным, но ледяным тоном произнес:

— Прошу тебя, не надо. Мне плевать, шпионка ты или нет. Шпионы, надо сказать, тоже люди. Как, поверь мне, и принцы. Думаешь, жить вот так (он обвел рукой комнату) нормально? Я имею в виду не этот коттедж, конечно, хотя и его тоже, а то, как существует моя семья. У всех на виду, постоянно ожидая подвоха со стороны желтой прессы, без права оступиться и сделать ошибку. Это ведь журналюги убили мою маму, понимаешь, убили! Преследовали ее на каждом шагу, гнались за ней в туннеле, желая сделать сенсационные фото — ее с новым другом, и убили…

— Мне очень жаль… — проронила Вика, но молодого человека было уже не остановить:

— И мне тоже, поверь, мне тоже! Только в отличие от тебя, наивно полагающей, что сможешь вернуться к прежней жизни, хотя это невозможно, я элементарно не могу вернуться к ней, этой самой прежней жизни, потому что у меня ее никогда не было! Все, что у меня есть, — это статус внука королевы, брата наследника престола номер два, дяди наследницы престола номер три, а также личные дворецкие, право проживания в королевских резиденциях, куча миллионов на счету, доставшиеся мне по завещанию мамы и…

Его голос сорвался, и Пит, повернувшись к кофейному аппарату, стал ожесточенно тыкать в кнопки.

Вика, посмотрев ему в спину, медленно двинулась к двери. Что же, быть может, Питер и прав, утверждая, что вернуться к своей прежней жизни она уже не сможет, однако она попробует.

В одном он был прав: в отличие от него эта жизнь у нее по крайней мере была.

Вика распахнула входную дверь, вышла на порог и заметила сидевшего в припаркованном автомобиле и читавшего газету телохранителя Тони. Тот, увидев ее, встрепенулся. Вика, подойдя к автомобилю, распахнула дверцу и произнесла:

— Отвезите меня в аэропорт.

И только тут вспомнила, что все ее вещи, в том числе и паспорт, остались в коттедже.

— Не могли бы вы принести мне все то, что вы изъяли из отеля? — сказала она тихо, и в этот момент раздались торопливые шаги и взволнованный голос Питера:

— Ты уезжаешь?

Повернувшись, Вика отметила, что он очень растерян, и сказала:

— Ну да. Просто все рано или поздно заканчивается. В нашем случае рано, хотя, не исключено, в действительности слишком поздно. Я рада, поверь мне, действительно рада нашему знакомству, однако продолжать его нет смысла. Мы не только живем в разных странах, мы вращаемся в разных кругах. Я вижу, что ты искренний, добрый, чувствительный человек, который страдает, но я не могу тебе помочь. Не могу…

Говорила она это спокойно и размеренно, стараясь не выдать того ужасающего напряжения, которое охватило ее.

Питер, подойдя к ней вплотную, протянул руку.