Гордость и преступление

— Не сомневаюсь в этом ни секунды. Однако я знаю, как нам добиться того, чтобы свадьба состоялась в этом году. И пусть приложат усилия, чтобы все успеть до двадцать третьего ноября!

Вика вопросительно посмотрела на Пита.

— Это день нашей свадьбы? Но почему именно он?

Питер, целуя ее, заметил:

— Потому что крыть всем этим наветчикам, если мы выберем именно этот день, будет нечем, ибо в этот же день, еще до всех этих весенне-летних традиций, всего через несколько лет после окончания Второй мировой состоялась другая королевская свадьба: моих бабули и дедули!

Да, Вика боялась, и даже Матильда, судя по всему, побаивалась предстоящего рандеву своей подопечной с бабулей Пита, ее величеством королевой.

— Запомните, — давала она последние наставления за десять минут до того, как автомобиль должен был забрать Вику из коттеджа и отвезти в замок Виндзор, где королева и ее супруг традиционно проводили месяцы с середины июля по конец сентября. — Говорить с королевой вы можете только в том случае, если она соизволит задать вам вопрос. Сами вы задать ей вопрос не имеете права. Вы не можете прикасаться к ее величеству, громко смеяться, поворачиваться к ней спиной, говорить о политике, религии, финансах, шутить, вставать с софы, если вам будет предложено величеством присесть на оную, когда королева еще сидит, и, наоборот, садиться на софу, если ее величество еще не сидит в своем кресле, прерывать речь королевы, болтать ногами, чихать, зевать, сморкаться, смотреть королеве прямо в глаза, глазеть на украшения ее величества, выражать протест, восторг, упоминать всуе имя Божие, наклоняться, подавать ее величеству что-либо с подноса, завязывать шнурки, закатывать глаза, долго молчать, быстро говорить, спорить, слишком подобострастно соглашаться…

Она перевела дух, и Вика, воспользовавшись паузой, спросила:

— А не слишком?

— Что — не слишком? — не поняла Матильда, и Вика, беря со стола сумочку (женщинам заявляться к королеве без сумочек тоже было нельзя), пояснила:

— Слишком подобострастно нельзя, а не слишком — можно?

Оставив Матильду, не нашедшуюся с ответом, с раскрытым ртом, Вика, заметив входившего в дверь коттеджа Питера, облаченного в джинсы и скромную синюю рубашку, взяла его под руку. Она была в платье цвета берлинской лазури с большими бледно-кремовыми цветами, в бледно-кремовых же перчатках, белых классических «лодочках» и с синей сумочкой.

— Ты выглядишь сногсшибательно, девочка моя, — произнес Питер, делая вид, что спотыкается и падает на пол.

Вика призналась:

— Я бы поехала в кроссовках, но стилиста бы хватил удар…

Питер, бросившись по лестнице, через минуту вернулся, держа в руках Викины белые кроссовки.

— Переобувайся! — произнес он, ставя кроссовки перед Викой, а та в ужасе посмотрела на жениха.

— Пит, я пошутила, я ни за что не поехала бы к твоей бабуле в кроссовках, тем более в этом шикарном платье…

— Переобувайся! — произнес он, и в его голосе прорезались железные нотки отпрыска королевского семейства.

А затем Питер сам осторожно приподнял ее стопу, стянул одну туфлю и надел Вике на ногу кроссовку.

Чувствуя, что ее сердце бьется как бешеное, Вика прошептала:

— Прямо как принц в сказке, который примерял всем девушкам в королевстве хрустальную туфельку, потерянную бежавшей с бала Золушкой…

— В современной версии этой сказки, — сказал Питер, надевая ей вторую кроссовку, — фигурирует не Золушка и хрустальная туфелька, а владелица пяти компьютерных фирм в стоптанных кроссовках.

Завязав шнурки на ногах Вики, молодой человек поцеловал девушку на глазах близкой к прострации Матильды в губы и произнес, удаляясь на кухню:

— Сейчас руки сполосну, и едем. Поверь, бабуля это оценит. Я-то ее знаю!

Поездка в Виндзор длилась бесконечно долго и пролетела в одно мгновение. Когда Вика, лихорадочно думая, что, вероятно, лучше всего развернуться и бежать прочь, чем являться к королеве на чай в кроссовках, шествовала, ведомая дворецким, по бесконечным залам, обитым шелком, увешанным огромными, в золоченых рамах, портретами прежних правителей Британии, самого большого и самого старого обитаемого замка в мире, пялилась на свои кроссовки, размышляя, как же лучше сесть, чтобы королева не видела ее обуви, сопровождавший ее субъект вдруг склонился перед дверью, осторожно постучал костяшкой одного пальца затянутой в перчатку руки и, дождавшись тихого ответа, почтительно раскрыл дверь и произнес:

— Мэм, прибыла мисс Виктория Романофф!

И из комнаты раздался приятный голос пожилой дамы на самом изысканном аристократическом английском, который Вике довелось до сих пор слышать.

А слышала она, благодаря интернету, много. Очень много.

— Благодарю вас, Берти. Прошу вас, просите ее.